Приручить Сатану

Бекас Софья

— Болтливые были слишком, немного мешались, поэтому отправил их в подвал.

Ева оставила это замечание без внимания. В тот момент ей стало совершенно не до этого: она вдруг почувствовала, как мир, такой прекрасный, чёткий, ясный, мир, которым она наслаждалась всего четыре года, расплылся в её глазах, превратившись в мутное сероватое пятно без очертаний и красок, и от осознания, что она совершенно ничего не может сделать, ей захотелось плакать.

— Ева? Ева!

Ева, будто заворожённая, смотрела на плывущий силуэт Саваофа Теодоровича перед собой, и какое-то странное плохое предчувствие неотвратимой беды расползалось неприятными червяками

по всему телу, а тот, в свою очередь, наблюдал за ней пристальным взглядом своего зелёного глаза, пока другой, чёрный и мёртвый, безжизненно потускнел на лице.

— Вам плохо, Ева? Может, прилечь?

«Может… прилечь…» — эхом отозвалось в голове Евы. Вдруг странная вспышка промелькнула перед её глазами: ей вдруг почудилось, что она сидит в старом, давно заброшенном, полуразрушенном доме на порванном, покрытом плесенью диване вместе с двумя насквозь проеденными червями трупами. Их пустые глаза с поплывшими зрачками и тёмными пятнами на желтоватых яблоках неподвижно следили за ней и, казалось, смотрели прямо в её душу, отчего по спине пробегал неприятный холодок, а от ледяной закоченелой кожи веяло лёгким замогильным морозцем. Резкая волна отвращения прошлась по всему её телу.

— Всё хорошо… Вот так…

Краем глаза Еве мерещились странные вещи: то силуэт Саваофа Теодоровича расплывался в непонятную тень, то голова Ады раздувалась до невероятных размеров, напоминая тыкву, а то тусклый торшер рисовал на их лицах жуткие узоры в непонятной игре света. За окном потемнело, зашумел ветер, и дерево наклонилось почти до самой земли, стуча по стеклу тонкими ветвями, которые напомнили Еве длинные руки Бугимена. По подоконнику ещё громче забарабанил дождь, и вспышка неожиданной молнии осветила тёмную фигуру в углу кухни, которая своей макушкой доставала до потолка.

— Как Вы себя чувствуете, Ева?

— Ничего… Ничего, нормально… — пересохшими губами прошептала она, хотя сама сейчас вряд ли понимала, что происходит вокруг. В ушах звенело и шумело, а картинка перед глазами то расплывалась, то становилась чересчур резкой и контрастной.

— Полежите, отдохните… Сознание… Теряете… — говорил где-то голос Саваофа Теодоровича, но его самого она не видела: вместо него на полу, закрутившись в несколько больших тяжёлых колец, лежал громадный чёрный змей и наблюдал своими неподвижными зелёными глазами за фигурой на диване. За окном резко потемнело.

— Хочеш-ш-шь, я рас-с-скажу тебе сказ-с-ску?.. — прошипел змей, опуская свою приплюснутую треугольную голову рядом с лицом Евы, так что его холодный раздвоенный язык почти коснулся её кожи. — Старую-старую сказку… Готов поклясться, ты её не слышала.

— Расскажи, если тебе так хочется, — Ева осторожно протянула руку и погладила кончиками пальцев змеиную чешуйчатую голову. Змей как будто ухмыльнулся, приподнялся и уполз куда-то за диван, прямо через Еву, придавив ту своим весом. Прошла секунда, и на его месте снова появился Саваоф Теодорович.

— Когда-то давно, когда небо ещё не отдалилось от земли, алмазные звёзды расцветали на огромных чёрных деревьях и, падая, исполняли людские желания, а вместо солнца скакал по облакам огненный лев, жила в далёком городе Илиополе девушка по имени Евдокия…

— Как это? — услышала Ева на периферии сознания голосок Ады, больше походивший на кошачье мяуканье. — Небо когда-то лежало на земле?

Саваоф Теодорович засмеялся.

— Нет, конечно, нет. Но когда-то небожители были ближе к людям и часто ходили к ним в гости…

То время давно прошло, люди выросли и стали жить сами, и небо, чтобы не мешать им, поднялось ещё выше.

— А разве звёзды могут расти в саду?

— Только так и могут! Высоко над землёй есть большой чёрный сад: там стоят чёрные деревья, и на их чёрных ветвях созревают звёзды. Сад чёрный, чтобы ничто не затмевало света его плодов. Так вот… Эта девушка была необыкновенной красоты, но не доброты: она вела блудный образ жизни, а её богатства, по слухам, превосходили императорские. В Аду её знали как самую желанную грешницу и в народе называли «невестой Сатаны», потому что не было на свете греха, которого бы она не совершила.

— «Не было греха, которого бы она не совершила»! — воскликнула зеленоглазая чёрная кошка рядом с Евой. — Разве так бывает?

— Бывает, Ада, бывает. Всё бывает.

— Что ж, прям все-все грехи? И ни одного не осталось?

Саваоф Теодорович на минутку задумался.

— Нет, пожалуй, всё-таки был один грех, который она не совершала, но собиралась сделать в скором времени. Вот… Однажды летел из дальних северных стран журавль; ему предстоял долгий путь на юг, он очень устал и хотел немного передохнуть. Журавль опустился на крышу дома, в котором жила Евдокия, и уже сомкнул было веки для сна, как вдруг услышал, как кто-то гадко смеётся прямо у дверей. Посмотрел журавль и видит: стоит на пороге Дьявол, потирает руки и приговаривает: «Семь смертных грехов скушено, десять заповедей нарушено, теперь лишь почить осталось…» Понял журавль, что это Дьявол за Евдокией пришёл, и стало ему страшно. Ударился он с другой стороны дома камнем о землю и превратился в тощего старичка, опустился на колени и стал громко молиться…

— Как это — «ударился камнем о землю»?

— Ну, это значит, что он упал.

— Упал с крыши дома? Как же он не разбился?

— Ну так он специально это сделал, чтобы превратиться в старца.

— А почему он превратился в старика? Разве он был старый?

— Нет, журавль был вовсе не старый, иначе бы он не преодолел свой долгий путь с севера на юг. Просто старики умные, они много чего видели в этой жизни, и люди охотнее их слушаются, когда идут за советом, поэтому журавль и превратился в него. Так вот, на чём я?.. Ах, да. Евдокия услышала молитвы, выглянула в окно и спросила у старика: «Кому ты так горячо молишься, старец?» Старик молчит, от молитвы не отрывается. Евдокия ещё раз спросила — молчит. Только когда старик закончил молиться, он повернулся к Евдокии и сказал: «Я своему Богу молюсь, чтобы он спас меня от Дьявола, который стоит на пороге твоего дома. А отрываться от молитвы грешно». Сказал, обернулся опять журавлём и улетел, а Евдокия в тот же вечер пошла и раздала все свои богатства нищим и обездоленным.

— Что же? Взяла и всё отдала?

— Да.

— Прямо всё-всё? Копейки не осталось?

— Ни гроша. Так вот. Семь ночей не выходила из дома Евдокия, и все семь ночей каялась в своих грехах, а Дьявол всё стоял у её дверей и ждал, когда же она выйдет. В седьмую ночь прилетел к Евдокии орёл и говорит: «Покаявшемуся грешнику рады мы не меньше, чем истинному праведнику. Верен твой путь, Евдокия, иди по нему и ничего не бойся: Бог с тобой». Сказал это и улетел. Только вот под окном стоял Дьявол и слышал эти слова. Злоба перекосила его лицо. «Семь грехов скушено, десять заповедей нарушено, Рая тебе не сужено, теперь лишь почить осталось…» — подумал Дьявол и обернулся Филостратом.