Пришедшая с туманом

Летняя Лена

Сердце в моей груди забилось, как сумасшедшее, мне отчаянно захотелось, чтобы оно уже перетрудилось и остановилось. На глаза навернулись слезы. То ли от страха и жалости к самой себе, то ли от повалившего дыма.

Подул ветер, помогая огню разгореться. Я больно прикусила нижнюю губу, опомнившись только тогда, когда почувствовала во рту металлический привкус. Теперь нас уже ничто не могло спасти.

Однако огонь, занявшийся так весело и легко, внезапно осел и вскоре вовсе умер, превратившись сначала в унылое тление, а потом исчезнув окончательно.

Толпа

снова заволновалась, послышались шепотки, среди которых я теперь разбирала только слово: «Ведьма». Староста беспомощно посмотрел на Соланж, а та стиснула зубы.

Я старательно смаргивала с глаз слезы, не зная, действительно ли мне удалось погасить огонь или это произошло по каким-то другим причинам. И если это все-таки сделала я, то смогу ли повторить?

Проверить не удалось: послышался новый топот копыт, на этот раз более внушительный и грозный. В деревню на полном скаку ворвались новые всадники. Этих было значительно больше: как минимум десятка два. Лошади их тоже выглядели крупнее, военная форма – строже.

– Какая популярная деревенька, – пробормотал Охотник тихо, но я услышала. – Теперь и королевская гвардия сюда пожаловала. Интересно, этим тоже наплевать на закон?

Надежда снова встрепенулась, когда я поняла, что новоприбывшие – главнее всех остальных собравшихся. Внушала оптимизм и резко побледневшая капитан Соланж. Я почти вывернула шею, пытаясь рассмотреть королевских гвардейцев. У них во главе отряда был мужчина, от остальных гвардейцев его отличала более замысловатая черная форма с большим количеством нашивок.

Но мое внимание привлек не капитан (или какое у него там было звание?) гвардейцев, а человек, которого эти самые гвардейцы окружали, защищая. Его фигуру полностью скрывал серый балахон, из-под которого торчали только сапоги из красноватой кожи. Капюшон был надвинут так сильно, что лицо скрывала темнота. Или темнота у этого человека была вместо лица? Я даже не могла определить, мужчина это или женщина.

После короткого и совершенно неслышного общения человека в сером балахоне с главным гвардейцем, последний выехал вперед и, ничего не спрашивая и ни с кем не разговаривая, громогласно приказал:

– Освободите этих людей, они поедут с нами. Капитан Соланж, вы тоже. Именем короля, вы арестованы.

Глава 3

Честно говоря, услышав команду главного гвардейца, я испытала мстительное удовлетворение. Так-то, госпожа Соланж, нечего законы нарушать.

Однако эйфория от чудесного спасения быстро прошла. Когда нас с Охотником и капитаншей усадили в одну повозку, подъехавшую чуть позже конного отряда, и заперли там, я поняла, что мы все еще можем попасть на костер. Только теперь уже по решению какого-нибудь королевского суда.

Внутри повозки было только две скамьи. Соланж сразу села в угол, не глядя на нас. Мы с Охотником не сговариваясь выбрали вторую скамью и противоположный угол. Так и поехали. Через окошко в задней двери я видела лица людей, собиравшихся нас сжечь. В основном на них отражалась досада, и только староста

смотрел нам вслед с облегчением. Похоже, все-таки не хотелось ему брать грех на душу. Или совершать преступление.

Интересно, почему гвардейцы арестовали только Соланж? Не старосту, не остальную нергардскую стражу?

Ответов на эти вопросы я не знала, а спрашивать у Охотника в присутствии самой Соланж не хотелось. Лучше поговорю с ним об этом позже, когда доберемся. Если будет возможность.

Ехали мы долго: за окошком повозки успело стемнеть. Снова стало холодно, ноги и руки у меня закоченели, и на этот раз даже Охотник ничем не мог мне помочь: его куртка и прочие вещи остались в деревне. Даже меч.

Вскоре за окошком появились огни домов, куда более высоких и роскошных, чем в той деревне, и я поняла, что мы въехали в какой-то город. Еще некоторое время ехали по нему, потом въехали на огороженную территорию: за нами остались очень красивые кованые ворота и высокий забор.

Я была уверена, что нас везут в тюрьму, но когда повозка наконец остановилась, дверь открылась и нам велели вылезти, оказались мы не у какого-нибудь мрачного замка, вид которого навевал бы тоску, а у великолепного дворца, подсвеченного разноцветными огнями. Конечно, наша повозка стояла не у центрального входа, а у черного, но почему – дворец? Или здесь такие тюрьмы?

Мужчины в сером балахоне нигде поблизости видно не было, как и главного гвардейца, с нами остались только рядовые. Видимо, начальники уже распорядились, как с нами поступить, и удалились по своим делам.

Гвардейцы вели себя исключительно вежливо. Возможно, потому что мы не сопротивлялись. А какой смысл сопротивляться вооруженным до зубов людям? У них на поясах я приметила не только мечи, но и пистолеты. Они показались мне странными, но я не смогла бы объяснить почему.

Нас провели внутрь, заставили подняться на второй этаж, и вот тут-то случилось самое для меня страшное: нас разделили. Соланж повели в одну сторону, Охотника в другую, а меня в третью, на этаж выше.

Я думала, что после всего произошедшего уже не смогу сильнее испугаться, но в тот момент практически впала в ступор, гвардейцем впервые пришлось коснуться меня, чтобы подтолкнуть вперед. Я почти не знала Охотника, но он единственный меня защищал. Остаться одной, не помня себя, казалось сейчас хуже смерти. Ведь если кто-то захочет обидеть меня теперь, даже вступиться будет некому.

Но одно дело ввязаться в неравную драку с деревенскими мужиками, а другое – с королевскими гвардейцами. Потому ни я, ни он даже пикнуть не посмели, когда нас разделили. Соланж и вовсе отнеслась к происходящему спокойно.

От вновь охватившего ужаса я не обращала внимания на обстановку и на то, куда меня вели и как долго. Очнулась только у дверей комнаты, когда их распахнули передо мной и жестом предложили войти. Сами гвардейцы – двое высоких молодых крепких ребят, похожих друг на друга, как братья, – за мной не последовали, остались стоять в коридоре. Скорее всего, и после того, как двери за моей спиной закрылись.