Пришелец

Ветемаа Энн

На потолке висела большая люстра, настоящая хрустальная люстра, на которую Магдалина обратила внимание молодого человека с особой гордостью. Конечно, для маленькой комнатки люстра была слишком велика — человеку среднего роста пришлось бы пригнуться, проходя под ней. Ну и что ж такого, говорят ведь: у себя что хочу, то и ворочу.

Один странный предмет, вернее его странное положение, особенно заинтересовал молодого человека. А именно комод, кажется, предназначенный для белья. Возле двери его поставить не удалось, в задней части комнаты, как сказано, почти треугольной, тем более. И тогда пришли к простой,

но гениальной мысли: водрузили его на один бок. Как видно, Магдалину это нимало не трогало. А когда молодой человек заметил, что такая постановка представляется весьма модерновой и даже сюрреалистической, то его утверждение, к тому же, по-видимому, не совсем понятное, приняли с радостью.

— А чего бы комоду не стоять на боку? Ящики открываются, и вообще это о-ри-ги-наль, — заключила новобрачная и сочла нужным добавить: — Ведь мы живем в свободной стране.

Вообще молодой человек заметил, что Магдалина учла его предупреждение насчет антигосударственных высказываний. Похоже, и супругу наказала вести себя здесь лояльно. Еще молодой человек подумал, что в своем доме, каков бы он ни был, люди становятся гораздо благонадежнее. У тебя самого должно что-то быть, только тогда ты не будешь крушить чужое имущество.

— А кухня? А плита? — решился он спросить. Где собирается Магдалина варить свою лапшичку, по части которой она большая мастерица?

— Прошу, государь мой! Извольте сделать несколько шагов вверх по лест-нице!

"Куда она меня ведет?" — подивился он. И дивился до тех пор, пока не очутился в заброшенной голубятне, о существовании которой почти совсем забыл.

Там был наведен порядок, установлена маленькая плита и даже водружена труба. Однако невольная усмешка появилась на губах молодого человека, когда он представил себе хозяйку, хлопочущую на кухне. Видную с улицы как на ладони. Не соберутся ли прохожие смотреть, разинув рот, как усердная особа варит супчик на крыше, поводя поварешкой и снимая накипь. А если кто-нибудь прихватит подзорную трубу, пожалуй, даже разглядит, каким ингредиентам тут отдают предпочтение. На запах слетятся полчища мух, и бедной Магдалине придется от них отбиваться.

Да, веселая картинка в натуральную величину: клочья белой пены разлетаются по сторонам, черный дым валит столбом, словно выведенный на бумаге детской рукой. Мама, смотри, что я нарисовал!

Н-да, доведись увидеть такое уважаемым дамам из музея естественной истории, они пожали бы в недоумении плечами и приняли бы это за площадное представление или за восьмое чудо света. А может быть, за намек о приближении Судного дня. Ладно, Бог с ними!

Вслед за Магдалиной молодой человек спустился из-под небес. В своем роде милая комнатка — забавно асимметричная. Никак не подумаешь, будто здесь станут проводить тайные сборища противники государства. Для них больше подходят полутемные сырые подвалы.

Молодой человек пристально осмотрелся, и ему представилось, что эту двухместную каюту недавно спущенного на воду супружеского баркаса следует украсить картиной или изящной безделушкой. Ведь он до сих пор ничего молодым не подарил, разве лишь приютил их. Так вот — может ли он что-нибудь предложить? И пусть Магдалина не опасается — речь не о Гойе, Босхе или Диксе.

Ну, как женщине отказаться от такого предложения? Раскрасневшаяся

Магдалина тут же очутилась на половине хозяина и взглядом любопытной сороки уже обводила стены и столы. Эта птица помянута не в обиду, а исключительно потому, что очень любит яркие, блестящие вещицы. К сожалению, у хозяина таковых не оказалось — мы ведь помним его аскетические, чуть ли не стерильные покои.

Но тут взгляд Магдалины упал, а упав, пристыл к красному стеклянному ядрышку, тому самому, о котором уже говорилось и которое молодой человек использовал в качестве тяжести, чтобы бумаги не разлетались на сквозняке.

— Я вижу, вам нравится это рубиновое яйцо… Раз так, пожалуйста, возьмите его себе! Мне оно вовсе не нужно. Я могу придавить бумаги мраморным пресс-папье.

И прежде чем Магдалина открыла рот, дабы отказаться, что было совсем не легко, но необходимо из приличия, молодой человек вложил красный шарик в руку раскрасневшейся молодки.

— Магдалина, что ты здесь ошиваешься? — Вопрос прозвучал с вызовом и осуждением. — У господина свои занятия. А ты лучше иди и приготовь мне поесть!

— Ox, присядьте, пожалуйста! Хоть на минутку. Вы, кажется, еще не бывали у меня. Магдалина показала мне сейчас вашу комнату, и мы обменивались суждениями по части устройства.

Роберт, да, теперь уже Роберт, присел-таки, но как бы из одолжения. Если Магдалина чувствовала себя здесь несколько неуверенно, то муж — совершенно непринужденно и вольно. А она неожиданно, как бы в противовес ему, стала еще скованнее.

— От них не воняет? — спросил Роберт, показав на птичек.

— Да нет! Клетку следует время от времени чистить.

— Мне бы этот щебет-лепет был не по нутру.

— Когда они надоедают, я накрываю клетку одеялом, они думают, что наступила ночь, и умолкают.

Однако молчание, н-да, чуточку тягостное, гнетущее, воцарилось и здесь, для чего даже покрывала не потребовалось.

— А вы… на своем лесокомбинате только пилите или применяете иные способы переработки древесных материалов? — спросил молодой человек погодя, дабы прервать молчание, и попытался изобразить на лице заинтересованность. Вопрос, вернее, форма, в которую он был облечен, вызвал у Роберта усмешку, впрочем, кажется, вполне снисходительную.

— Мы на своем лесокомбинате пилим и применяем иные способы переработки древесных материалов, — важно ответствовал Роберт и повторил эту фразу еще раз с явным удовольствием.

— Не столько пилят… сколько попивают, — ухитрилась подколоть Магдалина, но Роберт устремил на нее долгий взгляд, под которым она съежилась. Съежилась, но не замолчала. Совсем не по-дамски (до чего же хрупок налет нашей вежливости! — отметил про себя молодой человек) она изрекла: — И политуру перерабатывают! От нее и окочурятся!

Роберт лишь улыбнулся; вообще он склонен был видеть в Магдалине малое дитятко, что в некотором смысле вполне оправдано. Он реагировал несколько необычно по форме, но весьма доброжелательным тоном:

— Не всякой шавке тявкать положено!

— С дамой так не разговаривают! — фыркнула мастерица варить лапшичку.

— Кажись, мозги набекрень съехали, когда она бензину нанюхалась. Послушай-ка, Магдалина, что за красный шарик у тебя в руках? У господина взяла? Положи сейчас же на место!