Пришла беда, откуда не ждали
Шрифт:
Голдблюм огляделся по сторонам, подтащил второе кресло поближе, уселся в него и любовно заглянул Черемухину в глаза.
– Признайтесь, кто надоумил вас разрисовать стены в метро?
– мягко, по-отечески поинтересовался он.
– Я не рисовал!
– воскликнул Черемухин.
– Это - наглый поклеп!
– Ну, ну, - укоризненно протянул босс, - запираться не в ваших интересах, мамочка моя.
– Клянусь!
– Черемухин почему-то перекрестился.
– Я добропорядочный гражданин... Вернее - будущий
Голдблюм поморщился.
– Какая полиция? Крайский, объясни ему, наконец.
– Картину Веньковецкому сдавали?
– без обиняков поинтересовался я.
– "Портрет инженера Ерофеева"? Сто двадцать сантиметров на восемьдесят?
– А?
– Черемухин открыл рот.
– Ин-же-нер Е-ро-феев, - по слогам повторил я.
– Ну, ну, Черемухин, приходите в себя.
– Картину сдавал, - признался Черемухин, - но в метро не гадил. Картина - не доказательство.
У меня внутри все так и упало. Неужели ошибка?
– Дело в том, дорогой мой, - проговорил я.
– ...мамочка моя...
– вставил Голдблюм.
– ...что "Портрет инженера Ерофеева" и те картины в метро принадлежат одной и той же руке, мы сделали анализ.
– Но это не моя рука!
– воскликнул Черемухин.
– Тогда чья же?! Чья рука?!
– взвыл Голдблюм.
– А вы из полиции?
– Да, - сказал я прежде, чем Голдблюм успел раскрыть рот.
– Тогда я вам могу сообщить, что я вообще не художник. Я даже рисовать не умею. У меня в школе по рисованию всегда двойка была.
– Это еще ни о чем не говорит, - успокоил я его.
– У Эйнштейна тоже в школе двойка была по математике.
– При чем здесь Эйнштейн?
– возмутился Черемухин.
– Я вам так обезьяну нарисую, что вы ее не отличите от слона.
– Обезьяну - может быть. Но инженера Ерофеева вы тем не менее нарисовали. Правда, с деформированной башкой...
– Подожди, Крайский, - перебил меня Голдблюм.
– Жду, - сообщил я.
Голдблюм немного подумал, затем оглядел комнату. Жалкая обстановка, продавленный пол, выцветшие обои. Черемухин в его лиловом халате и шлепанцах на босу ногу достойно венчал собой пейзаж.
– Кто написал "Портрет инженера Ерофеева"?
– прохрипел Голдблюм, жестко уставившись тому в глаза. Он уже не добавлял "мамочка моя".
– А вы покажите удостоверение, я вам скажу.
Глаза Голдблюма налились кровью.
– Крайский, покажи ему.
Между прочим, мою настоящую фамилию он мог бы и не называть. Ради конспирации, я готов был отозваться на имя Пронин, Тарантино, О'Коннэри или Мак-Магон. Я вытащил из кармана пугач и вновь прокрутил его на пальце.
– Я друзей рэкетирам не продаю, - заявил Черемухин и вновь принялся кашлять.
–
– Если вы нам поможете, получите неплохие комиссионные. А друг ваш сделается миллионером.
– Мультимиллионером...
– выдавил Черемухин сквозь кашель.
– Да, мультимиллионером, - готовностью согласился Голдблюм.
– Вчера вы прислали этого Абу Бабу (ударения на первом слоге), а сегодня решили изменить тактику...
– Выражение негодования на лице у Черемухина не получилось - помешал кашель.
– Кого?
– рявкнул босс.
– Абу Бабу, по крайней мере он так представился. Вы ведь тоже работаете на Шидловского?
– Чтобы Голдблюм работал на какого-то Шидловского, взорвался босс.
– Голдблюм в жизни своей ни на кого не работал. На него работали - да! Но он...
– Тогда кто вы?
– почти простонал хозяин дома. Конкурирующая фирма?
Голдблюму удалось взять себя в руки, после чего он подробно рассказал, кто он такой. И даже показал свой американский паспорт.
– И вы действительно считаете, что мой друг - гений?
– с ноткой недоверия в голосе произнес Черемухин.
– Иначе, на кой ляд бы вы нам понадобились!
– Ну, может вы хотите помочь Шидловскому, поскольку этот Абу Бабу...
– К черту Шидловского!
– вновь вышел из себя босс.
– К черту Абу Бабу! Вы скажете, как зовут вашего друга, или нет?
Черемухин немного подумал.
– Поскольку Шидловский и Абу Бабу знают, как его зовут, а вы - нет, значит вы не от Шидловского. Хорошо... пятьсот марок. Для начала.
– Крайский, дай ему, - проговорил Голдблюм.
– Что значит, для начала?
– уточнил я.
– Пятьсот марок за то, как его зовут. И тысяча за всю остальную информацию.
– Нет, так дело не пойдет. Тысяча за все вместе.
– Между прочим, я ему очень помог. И с этой картиной подставился...
– Крайский, дай ему, - повторил Голдблюм.
Я спрятал пугач и вытащил из кармана деньги.
– Итак, имя.
– Сначала пятьсот марок.
Я отсчитал пять сотен и протянул ему.
– Его имя Леонид Козираги, - проговорил Черемухин.
– Он родом из Тамбова, как и я. Мы с ним жили в одном подъезде.
– Сейчас он тоже имеет разрешение на жительство в Германии?
– Нет, я сделал ему гостевой вызов пол года назад.
– А где он сейчас? Уехал домой?
– Дайте еще тысячу марок, и я расскажу все.
Я посмотрел на Голдблюма и тот утвердительно кивнул. Я передал Черемухину тысячу одной бумажкой, и он долго рассматривал купюру на свет.
– Последние годы в Тамбове он бедствовал, - медленно проговорил Черемухин.
– Мы переписывались... Шидловский, кстати, тоже из нашего города, тамбовский волк... Я встретил его как-то на улице...