Пришла беда, откуда не ждали
Шрифт:
Пришлось ехать на метро.
В вагоне я внимательно изучил фотографии. Они были сделаны дешевеньким "Поляроидом", так что о сходстве цветовой гаммы не могло быть и речи. Но по всем остальным показателям изображенные на них картины явно напоминали те, что находились в переходах метро. Я бросил рассеянный взгляд по сторонам, предвкушая радостную реакцию Голдблюма на мое открытие, и тут, неожиданно, заметил высокого рыжего парня, уткнувшегося в газету.
Что-то необъяснимое заставило меня насторожиться. Я не сразу сообразил, что именно. Мюнхаузен!
– наконец всплыло в памяти.
Меня бросило в жар. Если так, то он мог проследить путь Сыркина, и теперь ему уже известен адрес племянника! Я совершил работу для других. А ведь Голдблюм меня предупреждал!.. Впрочем, знай Мюнхаузен адрес племянника, он бы не плелся сейчас следом за мной. Какой смысл? Бери Сыркиных пока тепленькие. Значит, когда я дожидался фотографий, он кружил где-то рядом со мной. Не решился бросить меня в одиночестве. Он ведь не знал содержания нашего разговора. Будем надеяться, что не знал. Ладно!
На ближайшей остановке я направился к выходу. Рыжий, как ни в чем не бывало, продолжал сидеть на своем месте. Может, это вовсе и не Мюнхаузен?
Я взял такси и назвал адрес нашего берлинского представительства. Расставшись с Сыркиным, я тут же связался по телефону с Голдблюмом. Его гостиница находилась в пяти минутах ходьбы от Фридрихштрассе, и сейчас он уже должен был появиться у Горбанюка.
По пути я неустанно крутил головой в поисках преследования. Я уже почти было поверил, что рыжий парень в метро никакой не Мюнхаузен, но неподалеку от представительства обнаружил его снова. Собственно, не будь того вагонного инцидента, я бы ни за что не обратил на него внимания: когда я проходил мимо светящейся витрины "Эспланады", он стоял в глубине магазина и о чем-то беседовал с продавцом.
– Поздравляю, - проговорил я, входя в кабинет и протягивая конверт с фотографиями Голдблюму.
– За мной уже увязался хвост.
– Как это произошло?
– тут же возбужденно вскочил с места Голдблюм.
Я рассказал.
– Конечно, Мюнхаузен?!
– Разумеется.
– А почему ты ездишь на метро?!
– набросился на меня Голдблюм.
– Я ведь арендовал для тебя "Судзуки-Свифт"!
– Из осторожности. Я допускал вероятность подобного развития событий, подобного вероломства со стороны Брунгильды и Мюнхаузена. А в общественном транспорте всегда легче определить, что за тобой установлена слежка.
Произнеся это, я и глазом не моргнул. А что мне оставалось? Признаться, что частный детектив напрочь позабыл, где оставил свою машину?
Какое-то время Голдблюм внимательно разглядывал меня, видимо, интуитивно почувствовав неладное, но наконец вспомнил про конверт и извлек на свет божий фотографии.
Я затаился. Голдблюм внимательно просмотрел фотографии одну за другой и принялся хохотать. Хохотал он громогласно, на все здание, а может быть даже - и на всю Фридрихштрассе. Быть может и до Мюнхаузена доносился его хохот. Мы с Горбанюком ждали. Если смех этот был нервного свойства, то имелись неплохие шансы, что на предоставленных снимках действительно запечатлены картины искомого художника. Наконец, он бросил фотографии
– Можешь подарить их Мюнхаузену, - проговорил он.
Я разочарованно вздохнул.
– Вы уверены, шеф?
– поинтересовался я.
– Уверен ли я?!
– Он даже покраснел от негодования.
– Да это же элементарная подделка. Разве можно спутать, скажем, антилопу с этим... ну, с этим...
– он пощелкал пальцами, - с этим бегемотом, у которого член на носу?
Видимо, навыки русской речи в Америке им постепенно утрачивались.
– С носорогом, - подсказал Горбанюк.
– Вот-вот! С носорогом! Похожие фотографии я видел по меньшей мере дважды. Очевидно, твой Сыркин, намерен сделать торговлю племянником основной статьей своего дохода. У немецких детективов он уже в печенках сидит. Потому-то Мюнхаузен последовал за тобой, а не за ним.
– Понятно...
Я подошел к столу, аккуратно сложил фотографии и спрятал в карман.
– На что он, интересно, рассчитывал?
– Как на что? Да ведь эти козлы - немецкие галерейщики ничего в современной живописи не смыслят. Откуда ему знать, что ты работаешь на настоящего профессионала?
На улицу Горбанюк вывел меня через черный ход. По нашим расчетам Мюнхаузен должен был сейчас околачиваться где-то возле парадного подъезда. Тем не менее во время ходьбы я постоянно оглядывался.
Было без семи одиннадцать вечера, когда я снова достиг Александрплац. Сыркин уже поджидал меня.
– Ну, как успехи?
– поинтересовался он.
– Да ничего особенного, - я протянул ему конверт с фотографиями.
– Картины поддельные.
– Вы смеетесь!
– воскликнул дядя Сыркин. Было похоже, что он и в самом деле не ожидал подобного развития событий.
– Это какие-то дьявольские козни! Я не позволю обвести себя вокруг пальца.
– Отдайте назад сто марок, и разойдемся без нежелательных эксцессов, - предложил я ему.
– Ваш племянник меня больше не интересует.
Но не тут-то было:
– Нет, это вы отдайте причитающиеся мне девятьсот марок и забирайте племянника!
– Да не нужен нам ваш племянник! Он вовсе не тот, за кого себя выдает. Оставьте племянника при себе.
Я специально употребил местоимение "нам", дабы подчеркнуть, что за моей спиной стоит некая влиятельная сила. Но он пропустил это мимо ушей.
– Я не позволю вам так с собой обращаться!.. Алик подойди-ка сюда!
Из-за часов появился рослый парень. С дядей они совсем не были похожи. Длинные, светлые волосы, узкий лоб... Глаза смотрели враждебно. Менее всего он напоминал художника, более всего - рэкетира.
– Алик, это ты расписал переходы в метро?
– демонстративно поинтересовался дядя Сыркин.
– Na klar, - хрипло отозвался тот. Что по-русски означало: "Как же может быть иначе?".
– Нет, не вы, - мягко возразил я.
– Вот видишь, молодой человек отказывается верить.
Я окинул их оценивающим взглядом. Пожалуй, даже с одним дядей мне бы не удалось справиться, не говоря уж о племяннике-рэкетире.
Пришлось садануть их нервно-паралитическим. Оба тут же брякнулись на асфальт. Я огляделся по сторонам.