Пришлые и ушлые

Берг Николай

Немного очумевшая от всего происходящего Галяэль чуть не застонала, когда все тело оказалось словно онемевшим и теперь по нему понеслись мурашки. Когда такое получается с рукой или ногой — и то неприятно, а тут все конечности и туловище туда же!

— Сейчас будем уходить отсюда. Быстро уходить. Чем быстрее соберешься — тем лучше — словно гвозди в стенку вбил эльф. Галяэль попыталась встать хотя бы на четвереньки, не смогла. Постаралась перевернуться на бок. Почти получилось.

— Кда? — через силу пошевелился язык во рту.

— А туда. Где безопаснее — отозвался воин.

Шурша своими доспехами присел над Экой.

— Я уж думал тебе стрелу в затылок пустить — раздался откуда-то сверху странно знакомый голосок.

Воин моментально переместился, прикрываясь тушей Шорга. Трактирщик запыхтел, залопотал:

— Сн! Сн!

Это почему-то сразу успокоило эльфа и он усмехнулся, не вылезая, впрочем, из-за укрытия. Наверху что-то щелкнуло, зашуршало.

— Не ширежуй, кучедасик, иса каяя марковня! — отозвался голосок и с чердака ловко и гибко спрыгнул тот самый наглый юнец–полукровка. В руках у него был самострел, не эльфийский, а скорее человеческого производства, а может и орочьего даже. Мощная штуковина.

— Не ожидал. Почему-то думал, что у тебя лук будет. А ты вон — с арбалетом! — наконец вышел из-за толстяка воин. Теперь он улыбался во весь рот.

— Так бы ты мне и дал бы тетиву натянуть! Запрыгал бы по комнате, что твой мяч, поди попади! — невесело осклабился полукровка.

— Пожалуй — кивнул веселый воин.

— Есть у дроу слабость — все время забывают вверх смотреть — ответно скаля зубы, заметил юнец. Галяэль завозилась, стараясь непослушными руками привести в порядок одежду, но получалось это крайне неудачно — вот натянула платье на коленку — и в декольте вывалилась остроконечная грудка. Трепыхнулась прикрыть сосок — платье свалилось, открывая бедро, гм, до пояса.

Проклятый полукровка и не подумал отвести глаза, пялился с видом знатока. Это взбесило лекариню. Но сделать она ничего не могла — просто очень быстро убедилась, что все магические способности так же онемели. Как и язык. Как все тело. Хорошее заклинание, надо бы узнать и выучить, пригодится — отстраненно подумала Галяэль, воюя с одеждой и мимолетно допуская совершенно кощунственные мысли, вроде такой, что в чем-то простоватая одежонка людей даже и лучше бывает. Не всегда — но вот сейчас как раз было бы легче.

— Кто ты? — наконец удалось ей хоть что-то сделать — хотя бы и спросить.

Воин усмехнулся, отвесил изысканнейший до полного шутовства глубокий поклон и сказал:

— Всетотжея к вашим услугам!

30.

Что-то странное показалось ошарашенной эльфийке в этом необычном имени, но растрепанные чувства и очумелое состояние не позволили додумать возникшие огрызки мыслей. Просто отметила, что вроде как знакомо это имя или еще что-то, но самого эльфа она видела точно впервые, память на лица у нее была превосходной. Но сейчас было вовсе не до этого.

Перво–наперво, ей, как любой женщине, было просто жизненно необходимо привести себя в надлежащий вид, тем более в присутствии низших.

Единственный, кто никак не обращал на лежащую лекарку пошлого внимания, был толстяк, так неожиданно хорошо известный местной городской охране, а то и тайной страже. Он,

морщась и кусая губы, шагал и шагал по свободному пятачку, шатаясь и охая. Но упорно превозмогал свою слабость и последствия парализующей магии илитиири. И Галяэль показалось, что у него с каждым шагом получается все лучше и лучше.

Воин, приведя в чувство Экку, вернулся к эльфийке, небрежно одернул на ней платье, и равнодушно сказав:

— Пошевеливайтесь, надо расходиться — повернулся к полуэльфу.

— Сколько у нас времени — перестав наконец скалить зубы, спросил юнец. Он довольно споро, собирал всякие шмотки в комнате.

— Мало. Если кто что заподозрит — так и совсем нету — поморщился дроу.

— Ясно. Как пойдем?

— Двумя парами. Я с Шоргом, ты с эльфиней — как о решенном, сказал воин.

— Ты про гоблинку забыл.

— А ну да, с вами потащится. Ты собирай, что взять надо.

— Доспехи берем?

— А как хочешь. Мне они без надобности. Кошельки я уже забрал.

Юнец не стал терять времени зря, а быстро вытряхнул из доспехов и одежды оба трупа, сноровисто расстегивая ремешки, развязывая завязки и словно горох — луская пуговицами.

— Вот делать тебе больше нечего, балбесу — фыркнул воин, глядя как юнец, не без натуги уложил мертвецов в неприличную позу, которую никак нельзя было назвать двусмысленной.

— Пусть позлятся. Дроу, когда бесятся, от злости разум теряют.

— Ну да, зато и искать будут со всем рвением.

— Ладно, все собрал?

— Да, в общем. Сейчас еще вот эти шмотки заберу.

— Тогда пошли.

Сказать это оказалось легче, чем выполнить. Залезть на чердак для оглушенных вяжущими заклинаниями оказалось очень непросто, особенно трудно пришлось с толстяком. Лестницы-то не оказалось, а с поставленного на стол стула подтянуть свою тушу ему не выходило. Пришлось перекидывать через балку веревку и спускать с чердака в виде противовеса тяжеленный короб с песком, каковой по городскому уложению обязан был иметь против пожара каждый домохозяин, и каковой наконец-то пригодился, хоть и иначе.

С грехом пополам пробрались по запутанному лабиринту этого чердака, потом чердака соседнего дома, спустились на какие-то темные задворки, заваленные всяким хламом, там обеспокоенный чем-то воин поспешно наложил новые обличия — и Галяэль не без удивления увидела, как толстый Шорг превратился в не менее толстую человеческую бабищу. Сынок заботливо напялил на отца громадных размеров грязное платье, накинул на папашу очень потрепанный платок бурых цветов и толстяк теперь стал вылитой базарной торговкой. Экка получила себе облик весьма некрасивой человеческой девчонки, немытой и конопатой впридачу, и соответствующее платьишко, себя Галяэль видеть не могла, но судя по тряпкам, которые ей подал с ироничным поклоном воин со странным именем, она тоже стала человеческой самкой из нижних слоев городской бедноты. Ношеные тряпки даже в руки брать было неприятно, но выбирать не приходилось. Утешало только то, что воин и юнец после переодевания и быстрой работы воина над новым обликом оказались кошмарного вида нищими старушенциями самого гадкого облика.