Прислуга
Шрифт:
Глава 22
— А сколько тебе сегодня лет, моя большая девочка?
Мэй Мобли еще в кроватке. Сонно поднимает два пальчика и отвечает:
— Мэй Мо два.
— Не-ет, сегодня нам уже три! — Отгибаю ей еще один пальчик и напеваю считалку, которую мой папочка, бывало, повторял в мои дни рождения: — Три маленьких солдатика выходят погулять, два говорят — стоять, а третий — ать, ать!
Мэй Мо теперь спит в большой кровати, детскую кроватку приготовили для будущего маленького.
— А на следующий год будет уже четыре солдатика, они примутся искать, чего бы поесть.
Она
— Мэй Мобли три, — повторяет она.
Малышка выбирается из кроватки, волосенки растрепаны. На макушке опять заметна лысинка. Обычно мне удается причесать ее так, чтоб на несколько минут закрыть проплешину, но надолго не хватает. Волосы у нее тонкие и уже не вьются. К концу дня повисают сосульками. Мне-то безразлично, что Малышка совсем не красавица, но для ее мамочки стараюсь сделать девчушку привлекательнее.
— Пойдем-ка в кухню. Приготовим тебе праздничный завтрак.
Мисс Лифолт ушла в парикмахерскую. Ей и дела нет до того, что надо быть рядом, когда ее единственный ребенок проснется в свой день рождения — первый из тех, что запомнит. Но хоть купила дочке то, что та хотела. Привела меня к себе в спальню и показывала на большую коробку на полу:
— Ей понравится? Она ходит, разговаривает и даже плачет.
Кукла, конечно же. Громадная коробка в розовый горошек, завернутая в целлофан, а внутри — кукла ростом с Мэй Мобли. По имени Элисон. С кудрявыми светлыми волосами и голубыми глазами. В розовом платье в оборках. Каждый раз, как ее показывали в рекламе, Мэй Мобли подбегала к телевизору, обнимала его и прижималась личиком к экрану. Мисс Лифолт и сама готова расплакаться, глядя на эту куклу. Думаю, ее противная старая мамаша никогда не дарила ей то, что она хотела.
Готовлю для Малышки кашу, сверху кладу немножко зефира и ставлю под гриль, чтоб чуть-чуть запеклось и похрустывало. Потом украшаю нарезанной клубникой. Завтракать-то все равно надо, а так оно веселее.
Три маленькие розовые свечки я принесла из дома. Достаю их из сумочки, разворачиваю. Зажигаю свечки, втыкаю их в кашу и несу к белому пластиковому столику.
— С днем рождения, Мэй Мобли два!
Она хохочет и поправляет:
— Мэй Мобли три!
— Правильно! А теперь задуй-ка свечки, Малышка, пока они не растаяли в твоей кашке.
Она смотрит на язычки пламени и улыбается.
— Задувай, моя большая девочка.
И она разом задувает все, потом облизывает донышки свечек и принимается за еду. Через минутку улыбается и спрашивает:
— А тебе сколько лет?
— Эйбилин пятьдесят три.
Глазенки у нее округляются. Для нее это почти тысяча.
— А у тебя… бывают дни рождения?
— Да, — усмехаюсь я. — К сожалению, бывают. На следующей неделе у меня день рождения. — Подумать только, мне будет пятьдесят четыре. Как время летит…
— А у тебя есть детки? — спрашивает Мэй Мобли.
— Целых семнадцать, — смеюсь в ответ.
Она пока не умеет считать до семнадцати, но знает, что это много, и по-своему рассуждает:
— Они всю кухню займут. — И опять карие глазки удивленно округляются: — А где же эти детки?
— По
— Почему они не приходят поиграть со мной?
— Потому что они уже выросли. А у кого-то уже и свои детки есть.
Малышка совсем запуталась, пытается разобраться в этом деле. Спешу ей на помощь:
— Ты тоже мой ребенок. Всех деток, которых нянчу, я считаю своими.
Она кивает, довольно скрестив ручки.
Принимаюсь за посуду. День рождения сегодня будут праздновать своей семьей, и мне надо испечь торты. Сначала клубничный, с клубничной глазурью. Для нашей Мэй Мобли все должно быть клубничным. А потом уже займусь остальными.
— Давайте испечем шоколадный торт, — предложила вчера мисс Лифолт. Она на седьмом месяце, ей хочется шоколаду.
Я все подготовила еще на прошлой неделе. Слишком важное дело, чтобы заниматься им в последний момент.
— Хм-м. А может, клубничный? Вы же знаете, Мэй Мобли больше всего его любит.
— О нет, она хочет шоколадный. Я сегодня схожу в магазин и куплю все, что нужно.
Шоколадный — как бы не так! Поэтому я решила, что просто сделаю оба. Ничего страшного, задует свечки на двух тортах.
Убираю тарелку из-под каши, наливаю Малышке виноградного соку. Рядом с ней сидит старая кукла, Клаудия, с раскрашенными волосами и закрытыми глазами. Если уронить куклу на пол, она жалобно хнычет.
— А это твой ребеночек, — говорю я, и Мэй Мобли кивает, похлопывая куклу по спине, будто помогая срыгнуть.
А потом и выдает:
— Эйби, ты моя настоящая мама. — И даже не смотрит на меня, будто о погоде говорит.
Опускаюсь перед ней на коленки.
— Твоя мамочка ушла в парикмахерскую. Маленькая, ты же знаешь, кто у тебя мама.
Но она упрямо мотает головой, прижимая к себе куклу.
— Я твой ребенок.
— Мэй Мобли, ты же понимаешь, я просто пошутила про семнадцать детишек. Они не по-настоящему мои. У меня только один свой ребенок.
— Это я твой настоящий ребенок. Другие просто понарошку.
У меня и прежде детки путались. Джон Грин Дадли, к примеру, — первое слово мальчонка произнес «мама», а смотрел прямо на меня. Но потом он всех вокруг, и собственную маму, стал называть мамой, и папочку своего тоже. Долго это продолжалось, и никто не волновался. Но конечно, когда он начал наряжаться в юбки своей сестры и душиться «Шанель № 5», мы все немножко забеспокоились.
Я долго работала в семье Дадли, больше шести лет. Папаша, бывало, затаскивал его в гараж и лупил шлангом, чтобы выбить девчонку из парня, — а потом я больше не могла это выносить. Я в тот день так крепко обняла Трилора, вернувшись домой, что едва не задушила бедняжку. Когда мы начали работать над книжкой, мисс Скитер спрашивала, какой день был самым тяжелым в моей жизни. Я тогда сказала про ребеночка, родившегося мертвым. Но это не так. Самыми тяжелыми были все дни с 1941 года по 1947-й, когда я стояла у двери и ждала, чтобы избиение поскорее закончилось. Я молила Господа, чтобы тот внушил Джону Грину Дадли, что он не попадет в ад. Что он вовсе не последний урод только потому, что любит мальчиков. Молила, чтобы Господь вразумил его, как я сейчас пытаюсь вразумить Мэй Мобли. Но сама я тогда просто сидела в кухне, дожидаясь, когда смогу намазать бальзамом рубцы от ударов шланга.