Приснился мне Чаплин...
Шрифт:
Иногда он позволял импровизировать в фарсах, и тут мы его смешили, как могли. Он открыто хохотал вместе с публикой. Аркадий Исаакович поразительно смеялся: смеялись его глаза!
Когда мы втроем от него ушли, он был очень огорчен, раздражен – и все-таки со временем простил. И много лет спустя мы не забывали, что вышли из Райкина. Надеюсь, мы его не подвели.
Я не люблю, когда говорят: «Райкин – это наш Чаплин». На Западе же не говорят: «Чаплин – это наш Райкин». Каждый из них неповторим. Хорошо, что наши потомки могут увидеть этих королей юмора хотя бы на экране…
Юрий Никулин
Цирк я люблю с детства. Лет с семи отец
Есть семьи, где детей за такие наклонности шпыняют: «Не кривляйся! Клоун!» Как-то в школе, когда я смешил ребят, девочка сказала мне: «Паяц!» Тогда это прозвучало оскорблением. А теперь я этим эпитетом горжусь! Я мог с каменным лицом рассмешить класс, а позже – зрительный зал. Ведь настоящий юмор очень серьезен. Серьезным был и Юрий Никулин, любимец детей и взрослых.
Когда Никулина спросили, кто бы мог сегодня быть хорошим клоуном, он ответил: Карцев. И это была высочайшая похвала в мой адрес!
Я бывал в цирке на всех его программах. На его номерах с Шуйдиным – вы не поверите – я почти не смеялся. Я думал: как это? В чем секрет? Да, они оба были уморительно смешны, но при этом абсолютно серьезны! А как возникает юмор, смех, почему, в каком месте – не может сказать никто.
Попасть в цирк было трудно, и не все видели Никулина-клоуна. Зато в кино ходили все, все смотрели «Девушку с гитарой» и «Когда деревья были большими», а потом «Кавказскую пленницу» и «Бриллиантовую руку», а потом «Двадцать дней без войны», где он так сыграл, что все ахнули: ничего себе клоун!
В шестидесятых-восьмидесятых годах в цирке выступали выдающиеся артисты – в Одессе и в Ростове, в Киеве и в Ленинграде и, конечно, в Москве. Один Олег Попов чего стоил! Потрясающий! А Леонид Енгибаров! Феноменальный! А Карандаш! А король смеха и слез Вячеслав Полунин!..
С Юрием Никулиным я познакомился лет двадцать тому назад. Ему позвонил мой директор, и тут же мне были оставлены на служебном входе два места. Нас с дочкой встретили, раздели и торжественно представили моему любимому клоуну. В приемной был накрыт стол – конфеты, торт, фрукты, а еще живая обезьяна, – мы были ошарашены! А он спокойно и естественно тут же подружился с дочкой. На меня он почти не реагировал – он был занят ребенком. После представления нас повели за кулисы. Лошади, тигры, медведи, собачки… В общем, дочка была потрясена. Да и я был сражен…
Все знают, как Никулин рассказывал анекдоты. А это не так просто, как кажется. Я мог пять раз слышать от него один и тот же анекдот, и все равно смеялся. Хороших анекдотов много, а вот Никулин один!
В передаче «Белый попугай» я снимался несколько раз. Никулин сидел в центре в белой шапочке, ужасно серьезный. Вот ведь и великий Чаплин все делал на полном серьезе. И лучшие наши комедии – «Золотой теленок» Швейцера, «Не горюй!» Данелия, «Берегись автомобиля» Рязанова, «Любовь и голуби» Меньшова – вызывают не гогот, а осмысленный смех.
Мы выступали с программой «Белый попугай» в Израиле. Надо было видеть, как наши бывшие соотечественники встречали Никулина! И не только в зале – на улице, в гостинице… И когда мы улетали, ему в самолете подарили большую корзину с вином, коньяком, фруктами, а он ходил по салону, раздавал все это и приговаривал: «Не обессудьте, чем могу, чем могу…»
Юрий Никулин поражал воображение даже тогда, когда уже не выступал, а стал директором цирка, впоследствии названного его именем. Он ходил во власть, выбивал квартиры артистам, сделал колоссальный ремонт, добывал питание для тигров… Сколько добра он сделал
Сейчас на эстраде много клоунов. Но надеть нос, парик, короткие брюки – этого мало, нужно иметь еще такое сердце, так любить людей, детей. Я вожу в цирк уже своего внука, показываю фотографии Никулина. Нас так же встречает его сын – значит, жизнь продолжается, значит, цирк Никулина живет.
Зиновий Гердт
К сожалению, и его уже с нами нет. Мы не слышим его баритональный голос, не восхищаемся его ролями в театре, в кино… но, как только произносится его странная, редкая фамилия, возникает масса эмоций. Я его обожал! Если только мужчина может обожать мужчину! Фантастическое обаяние, потрясающее чувство юмора, резкий сарказм, влюбленность в талантливых людей. Он всегда при встрече говорил нам теплые слова, а услышать от него похвалу – это многого стоит!
Впервые я познакомился с Гердтом в Одессе, в 1963 году в санатории им. Чкалова. Он был в гостях у А.И. Райкина, в театре которого я работал уже семь месяцев. Зная, что ему для спектакля нужны молодые артисты, я привел Милу Гвоздикову, он принял ее моментально! И встретив Витю Ильченко, предложил показаться Райкину. На веранде сидели жена Райкина и Гердт, который читал или делал вид, что читает газету. Витя что-то исполнил, не очень удачно, Райкин посмотрел на Гердта, тот читал! А.И. посоветовал Вите оставаться инженером, и когда мы уходили, у Вити заиграло самолюбие, и он начал показывать импровизацию. Гердт отложил газету, смотрел, потом из-за газеты раздался его баритональный смех, и, видимо, это сыграло на зачисление Ильченко в театр Райкина.
Театр Райкина полгода гастролировал в Москве, и я имел возможность видеть персонажи Гердта в театре кукол! Он был за ширмой, но его талант был шире, чем эта ширма! И он стал сниматься в кино, играл в театре. И публика уже не замечала, что он потерял ногу на фронте! Такой спектакль, как «Костюмер», с Якутом, его персонажи в мюзиклах, а Паниковский в «Золотом теленке», а капустники!
Я имел счастье сниматься с ним в Одессе, в фильме «Биндюжник и Король» по Бабелю, вот где было много времени пообщаться. Снимали на Молдаванке, люди собирались, толпами подходили к Зиновию Ефимовичу, жали руки, кормили, рассказывали про свою жизнь, анекдоты! А как он любил Одессу! Думаю, что не меньше, чем свою Татьяну. Как-то он сказал мне: «Пойдем на Дерибасовскую, погуляем!» Я сказал: «Вам не удастся». – «Почему?» – «Вам нельзя». – «Тебе можно, а мне нельзя?» – «Погулять не удастся!» – «Не морочь голову, пошли!» – «Вам нельзя!» – повторил я. И когда мы появились на Дерибасовской, нас окружила толпа в пять колец. Шутки, смех, автографы, фото… И где-то через два часа самая активная одесситка крикнула: «Всё! Отходите! Дайте ему дышать! Ему нет воздуха!» Взяла его под руку и вывела с поля боя! Очнулись мы на Приморском бульваре. «Ну, – сказал я, – погуляли?» После большой паузы он сказал: «Завтра пойдем опять туда, я хочу, чтобы они узнали и тебя!»
Потом он читал стихи Пастернака, и когда он посмотрел фильм «Биндюжник и Король», сказал: «Это твоя лучшая роль в кино!»
А как он горевал, когда не стало Вити Ильченко! Он звонил мне, долго молчал, потом сказал: «Такого друга у тебя не будет! Играй сам! – Он, по возможности, ходил нас слушать, приходил тихо, и когда в паузе все молчали, раздавался его баритональный смех, именно там, где нужно. И я знал, Зяма, его так звали близкие, в зале! Он зашел за кулисы, поцеловал и сказал: «Ты знаешь, что сидишь в гримуборной, где сидел Райкин?» – «Конечно!», – сказал я.