Пристрастное наблюдение

Фенникс Николь

Елена Леонидовна осмотрела меня с ног до головы и поморщилась.

— При оформлении документов за тебя лично просил Сергей Михайлович. И вот какой монетой ты ему платишь! Из уважения к нему, я тебе скажу: Олеся — очень приличная девочка с безупречным поведением! Ее семью в этом университете знают все. Она никогда не была замечена в подобных историях. Но я — человек справедливый, и с ней тоже поговорила, — она вымученно вздохнула, — А что касается тебя — то об этом инциденте я буду вынуждена сообщить Пантелееву. Ну, и оплатить ущерб, само собой. Беру тебя на карандаш и, если

еще раз ты выкинешь что-то подобное, то нам придется попрощаться. Свободна.

Я вышла ни жива ни мертва.

Из университета меня забирал Олег. Я даже не сопротивлялась. Не знаю, откуда ему стало известно об инциденте в столовой, но по его лицу я поняла, что он уже был в курсе.

— Крепко досталось? — спросил он меня.

— Бывало и сильнее, — меня все еще потряхивало, но я попыталась добавить в голос равнодушия.

На улице медленно кружили первые снежные хлопья, а внутри меня все чувства покрывались толстой коркой льда. Мне казалось, что после сегодняшнего происшествия я могу выдержать что угодно. Но когда в глазах парня я увидела жалость, то отвернулась к окну и молчала всю оставшуюся дорогу.

Хотелось забраться в кровать, укрыться одеялом и больше никогда не покидать ее. И провести так годы, а лучше десятилетия.

Когда я вошла в дом, то сразу почувствовала странное оживление. Не увидела, а именно ощутила. Я повернулась к Олегу, но он сам предупредил мой вопрос:

— Папаша вернулся, — пояснил парень.

Я кивнула и, не говоря ни слова, поплелась сразу на кухню. Наверняка, ему тоже уже было обо всем известно. Я готовила для него столько слов. А теперь, что ему скажу, когда мысли просто покинули мою голову? Я чувствовала себя такой слабой и уязвимой, что вряд ли можно было придумать большую выволочку, чем то, как я сама себя сейчас казнила. Я была готова принять любое наказание.

Сергей Михайлович действительно был на кухне. Он возвышался за барной стойкой и невозмутимо пил кофе. Только чуть подергивающаяся бровь выдавала его напряжение. Мужчина сидел, так крепко задумавшись, что не сразу обратил на меня внимание. Только, когда я присела на стул напротив, поднял на меня глаза:

— Женя… Как дела в институте? — строго спросил он.

— Зачем все это, Сергей Михайлович, вы же и так все знаете? — ответила я очень тихо.

— Да, мне сообщили, — сразу согласился Пантелеев, — Ну, я в принципе и не ожидал, что нам будет легко и просто. Слишком уже пожил для того, чтобы витать в радужных фантазиях на этот счет.

Я решила не оправдываться, потому что и не надеялась, что он встанет на мою сторону. А значит, и говорить-то мне было нечего, да и незачем.

Сергей Михайлович продолжил:

— Ну, в институте я все уладил. Но вот Алексей Николаевич, отец Олеси, — это совсем другой вопрос. Когда дело касается члена семьи, реакция может быть непредсказуемой, — он так мрачно посмотрел мне в глаза, что захотелось съежиться от его серьезности, — И скажу честно: не знаю, чем все это кончится. Эта история может очень дорого всем нам обойтись. Но давай поговорим вот о чем…

И тут он стал спрашивать о том, чего я никак не ожидала услышать.

— Женя,

я увидел, что ты потратила все деньги с карты. И хотел бы получить от тебя отчет, на что ушли деньги. Последнюю сумму в четыре тысячи рублей ты вообще перевела человеку по номеру телефона. Что ты оплачивала?

Но и тут ответить мне было нечего. Четыре тысячи запросил водитель за испорченный Олесей салон. Также на достаточно большую сумму я приобрела костюм, пиджак которого вообще уехал в такси. Но и само такое пристальное внимание к моим тратам, меня напугало. Я совершенно не ожидала такого поворота. Я была готова, что он будет орать, начнет угрожать, может быть, запрет дома или… отправит обратно?

— Сергей Михайлович, я не делала ничего противозаконного. Ни с Олесей, ни с вашей картой. Спасибо, конечно, вам за участие, но мне… мне… Мы же договаривались, что все возместится с наследства. Так к чему же такое недоверие?

Он рассерженно махнул рукой, как бы обрубая мои разъяснения:

— Здесь не стоит вопрос доверия, Женя. Я бы хотел понимать степень твоей ответственности. Я даже был готов удвоить твое содержание, но теперь не считаю это возможным.

— Делайте, как считаете нужным.

Раздосадованный Сергей Михайлович вышел из кухни и в проеме чуть не столкнулся с Олегом. Тот заговорщицки подмигнул мне и принялся заглядывать в лотки с едой, выбирая себе обед.

Я делала вид, что увлечена рисунком мрамора на столешнице, а сама вся обратилась в слух. Меня очень интересовал вопрос того, куда направился Пантелеев-старший.

Всю последнюю неделю я вела себя дома очень осторожно и сдержанно. Я ни с кем не говорила о разбитой вазе, но не было ни одного дня, чтобы не думала о ней. Поэтому, когда через несколько томительных минут послышался крик Сергея Михайловича из кабинета, то с упавшим сердцем тоже поспешила туда. Тогда я еще надеялась, что Олег посмеялся надо мной, и на самом деле ваза не имела такую уж великую ценность.

Я замерла, не дойдя нескольких шагов. В дверях кабинета вся красная пятилась и одновременно оправдывалась домработница Наталья.

— Ну, как это ты не знаешь, мать твою! — гремел голос Сергея Михайловича, — Сейчас же зови сюда эту девку! Она же в жизни не расплатится! Я ей такое устрою…

— Кристина! Иди сюда, — побежала по коридору Наталья, зовя горничную.

Больше терпеть я не имела права. Я бы призналась раньше, если бы была смелой. А я не была. Но теперь просто не могла допустить, чтобы непричастную девушку обвинили в моем проступке.

— Тебе чего? — бросил разъяренный Пантелеев, стоило мне показаться на пороге.

— Хочу все объяснить, — я задыхалась так, как будто только что пробежала рекордную стометровку, — Сергей Михайлович, это не горничная…

— Ой, ты над вазой что ли тут рыдать собрался? — спросил голос Олега, неожиданно раздавшегося над моей головой.

Я обернулась. Он стоял за моей спиной и как обычно дерзко ухмылялся.

— Ну, я ее разбил. Случайно, конечно. Чего ты кричишь? — парень взял меня под локоть и завел себе за спину. Ее ширина закрывала мне весь обзор и спрятала от Сергея Михайловича.