Пристрели их, майор!
Шрифт:
— Ну да. У нас, в Калмыкии, так и было, когда я там жила. Негласные законы чтут больше, чем гражданское право, — подтвердила Гульнара. На ее лице опять появилась едва заметная улыбка.
— Правильно. И я убежден в том, что преступник собирается вершить свое правосудие и дальше. Маниакальные наклонности, подкрепленные его убеждениями, будут прогрессировать. Так?
— Ну да, — согласилась Сибагатурина.
— Вот так вот получается. Ну, что скажешь? — Следователь посмотрел в упор на свою собеседницу.
— Я согласна. Давайте попробуем, —
— Согласна? Отлично! Спасибо тебе, Гулечка! — Ромашов слегка дотронулся до плеча девушки. — Оба убийства совершены приблизительно в одно и то же время. Мы знаем, когда и где появляется преступник. Возьмем мою машину и органично разыграем любовное свидание. Возьмем его на живца. Мы идеально соответствуем типу потенциальных жертв. У меня славянская внешность, а у тебя восточная… Завтра сделаем пробную вылазку.
— Уже завтра? А у меня завтра свидание… — замялась Гульнара. — Ну ладно. Я перенесу.
— Правильно. На время придется забыть о личной жизни, — наставительно произнес Ромашов. — Это только наше предположение, что убийца не устанавливает за жертвами слежку. Какое-то время мы должны разыгрывать пару…
— Ладно. Я договорюсь со своим молодым человеком. Он поймет. А сейчас можно я пойду? Надо позвонить в инспекцию по труду.
— Да. Завтра оденься поудобнее, — напутствовал Ромашов коллегу.
Он проводил Гульнару до выхода.
— Пока. До завтра.
— До свидания, — Сибагатурина улыбнулась следователю на прощание…
По окончании рабочего дня Гульнара поехала прямиком домой. Небольшой частный домик старой застройки находился в одном из отдаленных кварталов Екатеринбурга. На пороге дома ее встретила мать.
— Привет. — Гульнара наклонилась к женщине и, оставив на щеке матери след от помады, принялась снимать с себя верхнюю одежду. — Мама, а Вадик не звонил?
— Звонил, — ответила женщина, уходя по длинному коридору в кухню. — Не мог до тебя дозвониться… Ты есть будешь? Я пирогов напекла.
— Да, мам. А у меня сегодня сплошные совещания были. Пришлось телефон отключить.
Сибагатурина прошла в свою комнату.
— Ты, дочка, совсем заработалась. У тебя и личной жизни никакой. Вадик скоро тебя забудет…
— Мама!
Гульнара нажала кнопку «пуск» на своей магнитоле. Диск внутри устройства закрутился, и вскоре послышались звуки записи одного из концертов Виктора Цоя.
— Мама, все будет хорошо. — Гульнара направилась за матерью в кухню. — Вадик меня прекрасно понимает. Он знает, что я люблю свою работу. Он сказал, когда позвонит опять?
— Да, садись есть. — Мать принялась выставлять на стол перед дочерью различные яства. — Хочешь, начни вон с того пирога. С капустой. Сейчас щи разогрею…
— И потом, мама, если я не буду хорошо работать, меня уволят. Нам не на что будет жить.
— Ой, дочка! Хватит нам. На жизнь-то. Нам что, больно много надо? — мать запричитала в своей привычной манере. — Я зарабатываю немножко. Но ты ведь хочешь, чтобы и телевизор был плоский.
Гульнара помедлила с ответом. Переложила на тарелку, выставленную перед ней, кусок пирога.
— Не знаю. Завтра, наверное, не получится… А вот в воскресенье обязательно сходим.
— Ну вот, опять не получится. — Мать подошла к Гульнаре и, наклонившись над головой дочери, нежно поцеловала ее в макушку.
Лесная зона на окраине Екатеринбурга
Тяжелое дыхание Умара было слышно за несколько шагов. Он продирался через паутину веток и густого кустарника, быстрым шагом удаляясь от опушки. В этой части леса посадки состояли в основном из елей. Ваххит шел следом, стараясь держатся на некотором расстоянии от Абдулина.
— Сволочи! Исчадие ада! Они откуда-то прознали, что мы будем здесь? — бормотал Умар, тяжело ступая по ельнику. Под ногами хрустели сухие ветки. С каждым шагом они все дальше удалялись от границы города. Темнело, но Ваххит не смел сказать ни слова своему предводителю.
— Это не ты? — спросил Умар, замедлив шаг.
Он дождался, когда Ваххит поравняется с ним.
— Что, Умар? — робко спросил тот.
Умар ядовито усмехнулся. Ваххиту показалось, что Абдулин был не в себе, и благоразумно отступил на шаг назад.
— Да так, ничего! — пробормотал Умар. — Вот уже несколько дней мы ходим по этому чертовому лесу и никого не можем найти. Как будто их вырезали всех, — Умар расхохотался. — Я думал, может, это твоя работа или…
— Ты что, Умар? Разве бы я осмелился? Эти отступники Аллаха! Они полностью в твоей власти, Умар, — пролепетал Ваххит.
Абдулин был сегодня особенно не в духе. Это было заметно с самого утра, когда они встречались с членами отряда на одной из конспиративных квартир. Умар несколько раз вспылил без всякой видимой причины. Ударил одного из новобранцев, разозлившись на него за несвоевременно заданный вопрос.
— Значит, ты считаешь, они полностью в моей власти? — повторил Абдулин.
— Да, Умар, — поспешил подтвердить Ваххит.
— А раньше ты так не считал. Я видел это по твоим глазам. Ты же осуждал меня за мои поступки, — Умар на мгновение остановился и посмотрел в лицо своего соратника.
Ваххит тоже остановился. Испуганно уставился на лидера. Темнота не позволяла Умару в точности видеть то, что выражало лицо Ваххита.
— Я видел это по твоим глазам тогда, — сказал он. — Ты дрожал, как осиновый лист, когда мы подходили к их машинам. Я видел это, Ваххит. Ты не хотел убивать. Ты думал, что Аллах простит им их грех. Не так ли? Да, так, — Умар сам ответил на поставленный вопрос. — Ты думал, что Аллах простит и тебе твой грех бездействия. Но Аллах беспощаден! Да, он справедлив, но он и беспощаден к своим воинам, Ваххит. Он требует от нас невозможного. Он требует, чтобы мы ежесекундно выполняли его волю, истребляя неверных.