Пристроить шпиона
Шрифт:
– Не смотри, - командует он, - выходи быстрее. Если кто пойдет по коридору, улыбайся.
Я подчиняюсь. Улыбки, правда, не получается, перед глазами стоит ужасающая картина лежащих на полу бандитов. Кровь, остановившиеся взгляды. Подергивающиеся ноги. Короткий удар ножом. Холодные, мертвые глаза из-за очков. Это мой Лешка? Да? Тот самый, что только что, буквально десять минут назад, обнимал меня, целовал, трогал так властно и нежно… Это все – тоже он? Понять такое сложно, непостижимо просто. И потому я стараюсь избавиться от ненужных сейчас образов и мыслей и сосредотачиваюсь на словах Лешки. Идти спокойно,
Лешка догоняет прямо возле входа в зал, поворачивается, незаметно пряча влажную салфетку, всю в красном, в карман. Меня эта влажная салфетка вгоняет в дичайшую дрожь, но Лешка, уловив начинающуюся истерику, мгновенно останавливает ее. Он наклоняется ко мне и говорит жестким, четким тоном:
- Сейчас – на выход, прямо к стоянке. Молча. Если кто тормозит, киваешь, улыбаешься и машешь. Все. Поняла? Я – следом.
Я открываю рот, чтоб спросить… Непонятно, что, но мне это надо. Просто голос свой услышать. Убедиться, что еще могу говорить. Но Лешка спокойно останавливает:
– Я – следом. Я – рядом. Не волнуйся. Иди.
И я подчиняюсь. Опять. Иду, ощущая его присутствие за спиной. И это, несмотря на увиденное только что, дает силы двигаться.
23. Алина. Ты похожа на своего отца...
В машине Леха привычно определяет меня на переднее пассажирское, так же привычно перехлестывает ремнем безопасности. А я в ступоре смотрю на его руки. Лунки ногтей красные.
– Леш, меня стошнит сейчас, - честно предупреждаю , ощутив рвотные позывы.
Лешка замирает, смотрит на меня своим неподвижным змеиным взглядом, потом отвечает тихо и ровно:
– Терпи, сейчас отъедем, встану в переулке.
После этого он спокойно заводит машину и так же спокойно, неторопливо, выезжает с парковки. Я, стараясь отвлечься, стараясь отключить голову от только что увиденного, только что пережитого, смотрю в окно, на весеннюю Москву. Открываю окно, подставляя лицо свежему ветру. Пытаюсь лишний раз не сглатывать, потому что ком в горле все еще стоит. И пытаюсь не смотреть в сторону водителя. Слишком страшно.
Лешка слишком страшен в этой своей повседневности. Словно и не произошло ничего, мирно ведет машину, глядя строго перед собой. Но вот есть у меня ощущение, что он каждое движение отслеживает. Словно я в клетке с дико опасным зверем нахожусь, и малейшее мое действие повлечет за собой… смерть.
Фонари больно бьют в глаза, до слез. Смаргиваю, ощущая потерю четкости картинки, но слезы появляются опять. И текут по щекам, безвозвратно портя уже и так сильно подпорченный макияж. Смотрю на свои коленки, обтянутые невероятным, дорогущим платьем. И на руки, сжимающие сумочку. Костяшки белые от напряжения. Надо разжать. Надо успокоиться… На платье капают слезы, окрашенные черным. Портят тонкую ткань… Хотя, наверняка, по подолу она уже испорчена. Кровавыми брызгами.
Не удерживаюсь, кошусь на длинные пальцы Лешки. Красные лунки, под ногтями – запеченная кровь… Кто он? Кто? В эту минуту становится кристально ясно, что Лешка – вообще не тот, за кого себя выдает. Любой, даже самый дорогой охранник не сделает того, что сделал он совсем
– Зачем ты их убил? – вопрос вырывается помимо воли.
Пожалуй, я сейчас вообще не хочу знать, зачем он их… Что мне это даст? Ничего. Абсолютно ничего. Но спрашиваю, потому что не могу не спросить.
– Так надо было, - после небольшой паузы, равнодушно отвечает Лешка, потом косится на меня, - ты как? Перестало тошнить?
– Не знаю… - я и в самом деле не могу сказать, прошло, или нет. Ком в горле остался, но слезы сделали свое дело, мне стало легче. – Кому надо было?
Лешка опять режет меня холодным взглядом, затем просто отворачивается к дороге. Не будет ответа, значит.
– Куда мы? К Расщепаевым?
– Нет, туда нельзя тебе больше.
Я, честно говоря, другого и не ждала. Понятно, что Лешка – не охранник, не человек Расщепаева, как уверял меня. Он – кто-то другой. Наемник? Убийца? Кого должен был убить? Вовку?
– Ты Вовку убил? – вопросы у меня, конечно, один занимательней другого. И ответа на них не будет…
– Нет, - опять после паузы говорит Лешка, - он в коме. Вряд ли вылезет. Передоз.
Молчу. Значит, не Вовку? А кого? Генерала? Меня? Кого? Мысли в голове совершенно нелогичные и глупые, но я не могу их отключить. Да и не хочу. Боюсь, что опять придется смотреть на пальцы Лешки…
– Куда мы тогда?
– Сейчас выясним, - кивает Лешка, сворачивая к заправке. Тормозит возле круглосуточного маркета, отстегивает ремень безопасности, разворачивается ко мне всем корпусом…
И жестко прихватывает пальцами за подбородок. Я пытаюсь отшатнуться, пытаюсь избежать этого контакта, но он не пускает. Смотрит пристально, и в глазах нет уже того ледяного равнодушия, что до этого. Там злость, ярость даже.
– Что, Принцеска, испугалась? – усмехается он, не позволяя мне вырваться.
– У тебя… Под ногтями кровь, - шепчу я еле слышно.
– Отмоется, - жестко говорит он, а я мотаю головой:
– Нет… Нет…
– Да, Принцеска. Все отмывается. Кровь, дерьмо, слезы… Все проходит. Забудь то, что видела, не думай об этом.
Его пальцы, не отпускающие мой подбородок, холодные и грубые. А взгляд, на контрасте, обжигает. До углей буквально.
– Не могу, - шепчу я, - не могу…
– Сможешь, - он неожиданно наклоняется и целует меня, крепко и грубовато, прикусывает распухшие от слез губы. Я не могу сопротивляться, только беспомощно открываю рот, позволяя ему в очередной раз делать с собой все, что захочет. Этот Лешка, совершенно не похожий на те несколько прежних вариантов, еще грубее, еще холоднее. И еще жаднее. Словно новая версия компьютерной игры, новый, самый жестокий уровень. Там, где нет дополнительных жизней. Только гибель. Его поцелуй болезненен и сладок, с привкусом горечи и крови. Я не уверена, что мне это нравится. Но я уверена, что ему на это плевать.