Присвоенная
Шрифт:
Заковывают мои запястья мертвой хваткой. Мне не вырваться, не сбежать, не спастись от его огненной страсти… Мне придется гореть вместе с ним.
— Боишься? И правильно делаешь …любимая…
…Аромат цветов. Ирисы, пионы, горечь хризантем, ваниль плюмерии, розы… Которые же из них? Или все сразу?
Уютная светлая комната с большим окном, открытым настежь. Свежий воздух наполняет меня жизнью по капле, и снова запах йода. Ветерок колышет полупрозрачную занавесь, вздымает ее куполом над кружащейся Мойрой, напевающей тонким голоском что-то
— Ты не знаешь, как он на тебя смотрит, как ищет твой взгляд и запах…
Да, он найдет меня по запаху, где бы я ни была. Мне не скрыться, Мойра…
…Журчание воды убаюкивает меня, и почти невозможно открыть глаза и увидеть хоть что-то вокруг. Теплая вода ласково обнимает тело, и я перестаю сопротивляться и вновь уплываю в сон. Мне сниться шорох волн.
Нежные руки моют меня, как ребенка, осторожно, бережно.
Вода льет потоком, смывая пену, и затем меня снова остервенело трут мочалкой, намыливая раз, другой, опять и опять, уничтожая запах Адамаса…
…Вспышки молний, ослепляющие весь мир, на долю секунды выхватывают из темноты силуэт возле меня. Оглушенная громом, я еле разбираю слова:
— Диана, любимая, это все лишь гроза — не бойся.
За приоткрытым окном ужасный грохот, перемежаемый странным ритмичным шипением. Мы движемся в ритме грозы, попадая в такт фейерверкам молний, заглушая гром стонами удовольствия. Я счастлива с ним.
Но непонятная тревога царапает изнутри до крови.
Почему же?..
…Странные тонкие крики. Но в них удивительный покой и свобода, и я не боюсь за кричащих.
И снова привычная смесь запахов, ставших уже почти незаметными — цветы и йод.
Тишина окутывает меня коконом сна. И я — волшебный мотылек с оборванными крыльями — замерла в ожидании новой фазы. Просто, у меня все наоборот.
Как и раньше, я не знаю, что за новая жизнь ждет меня впереди, но уверена в одном — в этой жизни не найдется места прощению…
И счастью…
** ** **
Я проснулась в незнакомом мире.
Он был пронизан утренним солнцем и наполнен приглушенным шепотом волн. Ветер, вдруг надув занавеску парусом, принес с собой запах йода, и с ним тут же сплелись ароматы цветов, стоявших на столе у окна и на полу возле моей постели.
Здесь было так спокойно — без крика, без боли, без нелепых обвинений. Так тихо, что я долго лежала, не шевелясь, только делая вдох и выдох, понимая, что жива, но не испытывая радости от этого. А затем обратила взгляд в сторону входа и приготовилась …ко всему.
Этот мир еще не знал меня обновленную — от прежней Дианы мало что осталось. Из-под молота судьбы я вышла жестче и сильнее, стряхнув ненужную доверчивость…
Послышался скрип открываемой двери, и, поддавшись импульсу, я прикрыла глаза — не из страха, просто, у меня не было никакого желания слушать объяснения и извинения, которые, как я прекрасно понимала, тут же хлынут на меня
Но это был не Кристоф — шаги вошедшего звучали непривычно громко. Он подошел ко мне и коснулся запястья, измеряя пульс. Вдруг мне захотелось удостовериться, тот ли это доктор, что так страшно матерился, собирая меня из кусков, или он уже заплатил жизнью за ту дерзость. Но глаз я так и не открыла.
Вошел еще кто-то пружинистым, но осторожным шагом.
— Как она? — тихо спросил знакомый мужской голос.
Как не старалась, я не могла подобрать лица к этому голосу, но и заставить себя взглянуть казалось, почему-то, невозможным.
— Хорошо, — с едва уловимым сомнением ответил пожилой мужчина, доктор. — И если честно… я поражен. Конечно, ты предупреждал, что она отличается завидным здоровьем, но это… превосходит все, что я видел в жизни. Однако ты должен понимать — только это ее и спасло. Любой другой человек на ее месте…
— Да, я знаю, — жестко прервал его спрашивавший.
— Я был уверен, что сегодня она очнется.
Осторожные шаги приблизились, и я почувствовала такое легкое прикосновение к руке, будто касавшийся боялся меня им ранить.
— Но …что будет, когда она проснется? — тревога, наполнявшая его, должна была бы раздражать меня, однако, по непонятной причине, наоборот, вызывала сочувствие.
Доктор долго молчал.
— Ты сам знаешь, дальше все зависит от тебя. Что мог, я сделал…
— Да, я знаю. Спасибо тебе. Теперь я — твой должник…
«Кто ты?», — хотелось мне спросить, но и этот объем информации страшно утомил мой младенчески-слабый мозг. Тихие голоса возле меня стали еще тише, и я уснула…
** ** **
Кто-то стучал.
Я могла решить, впустить его или нет. И это было приятно.
Еще во сне улыбнувшись этой мысли, я села в постели и открыла глаза. И тут же последовал шок, чуть не уложивший меня обратно.
Небольшая светлая комната, в которой я находилась, была мне совершенно незнакома. Обилие плетеной мебели из лозы цвета топленого молока делало ее необыкновенно уютной. Под ногами был мягкий коврик, на стенах — затейливые бра, у большого окна кресло-качалка, и повсюду — цветы.
Снова послышался стук — ветер толкнул створку большого окна о защитный фиксатор на полу. Я снова улыбнулась, на этот раз уже свободнее. Вот, что разбудило меня.
Ворвавшийся воздушный поток наполнил комнату запахом, привычным по моим полуреальным сновидениям. В этот раз йоду аккомпанировали соль, свежесть озона и ритмичный шум.
Они притягивали меня магнитом.
Желание узнать, что было за окном, стало непреодолимым, и не думая, что делаю, я встала. Но сразу же, в испуге ухватившись за постель, с приятным удивлением отметила, что со мной все в порядке — ничего не болело, и даже не кружилась голова. Только слабость делала мир необычно-легким. Наверное, я могла бы проснуться и раньше, но мозг, оберегая тело, решил продлить отдых.