Присвоить тебя

Эм Ленская

Ведь Захар обещал пойти с ним в парк на свидание.

Тимофей кое-как засыпает снова, хотя и боится увидеть прежние образы. Но тело полностью вымотано, и чтобы появиться перед Захаром, ему нужно постараться взбодриться.

Будильник звонит в десять, бьет набатом в мозгу. У Тимофея кружится голова, он едва отрывается от подушки. Но рад даже мелочи – он спал без сновидений. Это уже достижение.

Тимофей чувствует вялость, но не может позволить провести день в постели. Плетется и залезает в душ, врубая напор на максимум. Струи бьют по лицу, отрезвляют,

постепенно вливают по каплям жизнь в тело. Кофе как еще один важный допинг. Тимофей дергает уголком губ – Захар отругал бы его, потому что он вновь глушит кофе на завтрак, заливая им голодный, пустой желудок. Но к еде совершенно не тянет. Тимофей не уверен, что готов проглотить что-то тяжелее жидкости. Возможно, он пообедает с Захаром – его присутствие разжигает в Тиме признаки жизни.

Сначала Одинцов планирует вызвать такси, неуверенный, что готов вести сам, но вспоминает, как не любит кататься в общественном транспорте, даже если на нем висит плашка бизнес-класса. Тачку, на которой за ним приезжал Иваньшин и которую пришлось бросить на улице, еще надо забрать. Она менее яркая, не так привлекает внимание, как его элитный спорткар, но Тиме, впрочем, без разницы – на такси он категорически поехать отказывается, особенно если нужно будет везти Захара обратно домой.

Не гонит, следит аккуратно за знаками, сигналами светофора – сегодня для этого требуется куда большее количество концентрации. Когда впереди виднеется здание больницы, сердце Тимофея машинально заходится в нетерпении.

Вымучив лучшую из возможных сейчас улыбок, он одаривает ею медсестру в приемной. Взбегает по лестнице на второй этаж, где расположена палата Иваньшина, шагает к двери. Распахивает на вдохе, чтобы поприветствовать Захара.

Но палата абсолютно пустая.

Тимофея пронзает липким страхом, бьет резким уколом в висок.

Он на миг зависает, думает.

– Тимофей? – голос со стороны.

Захар. Живой, явно выспался, выглядит замечательно, даже несмотря на перевязь, в которой висит для удобства рука.

Тимофей чувствует, как обмякает тело. Паника отступает, но сердце все еще шало стучит в груди. Кажется, даже скачет давление, потому что в глазах легкая дымка.

– Эй, Тима! Что… черт, обопрись на меня, – говорит Захар обеспокоенно.

Тимофей улыбается. Кажется, он едва не грохнулся от усталости, скачка напряжения, как система, которая перегрелась и чуть не лопнула, послав к чертям все верные алгоритмы работы. Тимофея почти не заботит сейчас свое состояние, он до глупости рад, что рука – та, что не ранена, – держит его вокруг пояса. Что Захар прижимает его к себе, помогая добраться до постели в палате. Захар усаживает его поверх одеяла, говорит, что сейчас позовет кого-нибудь из персонала.

– Захар, не надо, пожалуйста. Мне уже лучше, просто… не важно, – останавливает его Тимофей, схватив за край свитшота, в который одет Иваньшин.

– Да какого хрена? На тебе лица нет, – отвечает Захар, но стоит, не уходит. – Ты чего ночью делал? Ты себя вообще в зеркале видел, нет? Да ты любого жмурика отпугнешь.

Садится

рядом, вздыхает. Тимофей замечает хмурую складочку у него на лбу.

– Ты спал?

– Да, – кивает Одинцов и добавляет: – Просто сон плохой приснился. Трудно было снова заснуть.

– Зачем тогда приперся? – интересуется Иваньшин, но без осуждения. Скорее, наоборот. Тимофей надеется, что не выдает желаемое за действительное.

– Увидеться хотел. Убедиться, что с тобой все хорошо, – честно признается Тима, разглядывая лицо напротив.

– А чего мне сделается? Вот, – показывает на раненную руку, – с перевязки возвращался как раз, когда тебя встретил. А ты на ногах еле стоишь. Дуринцов, – бубнит после промедления Иваньшин.

Тимофей улыбается, уже ярче, естественней. Рядом с Захаром он заряжается. Мог бы – обнял бы его, но тот вряд ли позволит, а рисковать Одинцову чуточку боязно.

– Переживаешь за меня, Захарушка? Мне приятно, правда, – говорит Тимофей. – Прости за мой вид.

Опять накрывает ладонь Иваньшина. Тот, скорее рефлекторно, дергается – возможно, думает, что Тимофей случайно, – но исправляет ошибку. Тимофей радуется даже подобной мелочи – Захар уже не бежит от него, не отталкивает. Неужели он близится к цели приручить его, пусть и мелкими шажками? Захар все еще нужен Тиме сильнее, чем сам нужен Захару.

– Забей, твое смазливое лицо даже сутки без сна не исправят, – хмыкает Иваньшин.

– А ты мастер делать комплименты, – Тимофей смеется. Особенно когда замечает мимолетный намек на смущение в выражении лица Захара. Ради этого стоило утром собрать себя по кускам и приехать в больницу.

– Где это ты нашел комплимент? – возмущается Иваньшин. Того и гляди на щеках выступит румянец. И Тимофею хочется еще больше его подразнить.

– Ты сам же сказал, что мое лицо настолько красиво, и ничто не в силах это испортить, – перефразируя, отвечает Тима. – Ты сегодня очень любезен, Захарушка, я рад. А еще…

Тимофей слегка наклоняется, чтобы приблизиться к Иваньшину. Тыкает кончиком пальца в хмурую складочку на переносице.

– Ты тоже выглядишь гораздо симпатичнее, когда не строишь из себя буку.

Захар шлепает его по руке.

– Хотя ты нравишься мне любым, – заканчивает Тимофей.

А потом зависает молчание. Захар встает и подходит к окну, дистанцируется. Тимофей с сожалением смотрит на свою ладонь, одиноко лежащую поверх одеяла. Тепло кожи Захара испаряется с нее в мгновение ока.

– Врач сказал, что мне следует провести в больнице еще пару дней. Рана якобы серьезная, и нужно проследить восстановление, – говорит Иваньшин, переводя тему.

– Без тебя дома будет одиноко, – замечает Тимофей. – Но твое здоровье важнее.

– Тебе тоже все-таки не мешало бы заглянуть к врачу, – обернувшись, советует Захар.

И Тимофей думает: возможно, ты прав. Но мой врач немного другого профиля.

– Кстати, тебе, наверное, понадобится что-нибудь из одежды. Скажи, что тебе нужно, я привезу завтра или заеду еще раз вечером, – предлагает Тимофей и зевает.