Присягнувшие Тьме
Шрифт:
Все во мне кричало об опасности.
Дешевая мебель, расшатанный паркет, жалкие безделушки — все здесь было фальшивкой. Люк Субейра прикидывался, будто живет здесь, так же как прикидывался полицейским, христианином, моим другом.
В гостиной вроде бы ничего не изменилось. Я направился к письменному столу. Ящики были пустые. Шкафы, где стояли папки, помеченные буквой «Д», — тоже. В стеклах отражались кирпичные фасады, озаренные тусклым светом фонарей. Атмосфера была гнетущая. У меня началась настоящая обонятельная галлюцинация.
Я вернулся в коридор.
Задержав дыхание, я вошел в комнату, где произошло преступление. Черный паркет, белая мебель. Слева в полумраке — голая кровать, без простыней и покрывал, совершенно как в фильме ужасов. На обоях справа — змеящиеся кровавые полосы. Следы трех сползших по стене тел… Меня пробрала дрожь, когда я представил себе Лору и ее дочек, в диком страхе прижавшихся друг к другу. Я спросил вслух:
— Люк, почему? ПОЧЕМУ?
Ответом мне было слабое мерцание, которое я уловил краешком глаза, уже привыкшего к темноте. Я обернулся, и моя дрожь перешла в ледяной озноб.
На стене над кроватью я увидел фразу, выведенную светящимся лишайником:
ТАМ, ГДЕ ВСЕ НАЧАЛОСЬ
В одно мгновение я понял две истины. Первая: пока я гнался за преступником, Люк постоянно был рядом со мной. Эта кособокая надпись, надпись в исповедальне, в приюте Богоматери Благих дел и надпись в ванной Сарразена адресованы мне одним человеком. Люк — убийца, единственный и неповторимый.
Но как он ухитрялся писать мне из небытия? С помощью Белтрейна?
Вторая истина — лаконичная, жгучая: Люк назначал мне свидание. ТАМ, ГДЕ ВСЕ НАЧАЛОСЬ…
В Сен-Мишель-де-Сез. В интернате, где мы познакомились. Где нас объединила наша любовь к Богу.
Вернее, там, где началась наша дуэль. Служителя Бога с приспешником дьявола.
119
Я несусь по окружной автодороге. Педаль газа вдавлена в пол.
Цель — домчаться до По за шесть-семь часов.
Попасть в пансионат около 3 часов утра. Автострада А6, потом А10, направление на Бордо.
Кругом чернота, прошитая лишь штрихами дорожной разметки, которые алчно заглатывала, пожирала скорость, с которой я мчался.
Я курил сигарету за сигаретой, стараясь ни о чем не думать. Я торопился к месту последней схватки — и это все. Однако на периферии моего сознания сменялись образы. Полосы крови на стене, оставленные телами жертв. Манон в моей искореженной машине. Сарразен в ванне, наполненной его внутренностями. Эти призраки сопровождали меня в моей гонке.
23 часа
На меня навалилась усталость. Чтобы внимание не рассеивалось, я включил радио. «Франс-Инфо». Больше ни слова о тройном убийстве на улице Шангарнье. У меня возникло странное, головокружительное ощущение. Я один в мире обладал ключом к разгадке.
Полночь
Я
Я свернул на площадку для парковки.
Выключил мотор и тут же вырубился.
Когда проснулся, часы на щитке автомобиля показывали 2.45. Выходит, проспал около трех часов. Я отъехал от стоянки и нашел станцию обслуживания. Заправился. Заказал кофе. Я отмахал шестьсот километров за четыре часа. До Бордо уже рукой подать. От моста Арсен до По всего двести километров. У меня есть все шансы к рассвету попасть в Сен-Мишель-де-Сез.
Действительно ли Люк ждал меня там? Мне живо представились мы, четырнадцатилетние, перед статуями апостолов. Лучшие в мире друзья, объединенные горячей верой… Я бросил стаканчик в мусорное ведро — у кофе был вкус блевотины — и снова отправился в путь.
Я преодолел последние две сотни километров на средней скорости, пялясь на дорогу. Около 6 часов справа показался выезд из По. Сначала я ехал по направлению к Тарбу, по А64-Е80, затем по D940 к Лурду, прямо на юг.
Наконец я узнал местность.
Еще пятнадцать километров — и возник знакомый холм. Никаких изменений. На вершине холма светлая стена монастыря. Свеча колокольни. Современные постройки, рассыпанные по склону. Если свидание было назначено здесь, то я догадывался, где именно.
После кругового подъема я затормозил на монастырской стоянке. Вылез из машины и пешком направился к воротам в крепостной стене. Несколькими сотнями метров ниже, у подножия холма, спал интернат. Все выглядело призрачным. Внутри у меня стояла такая стужа, что я не чувствовал порывов ледяного ветра.
Я перелез через решетку ворот и, не принимая никаких мер предосторожности, двинулся вверх по дорожке, посыпанной галькой. Еще одна стена. Не беда: дорога мне известна. Я прошел направо до первой бойницы, находившейся на высоте полтора метра от земли, проскользнул в нее боком и спрыгнул с другой стороны на лужайку, схваченную инеем.
На сей раз я не спешил отделяться от стены. Более пяти минут я оглядывал монастырь. Ни малейшего движения. Я снова пошел. Заиндевевшая трава хрустела у меня под ногами. С губ срывались облачка пара, сердце тревожно стучало.
Здесь ли он?
Ждет ли меня с таким же замиранием сердца?
Я остановился на углу монастырской галереи. Вынул пистолет. Ничто не шелохнулось. Я пересек галерею и оказался во внутреннем дворике. Над квадратом голубой травы нависла тишина. Со всех сторон были арки, окутанные мраком. А прямо передо мной — статуи. Святой Матфей, святой Иаков, святой Иоанн…
Они были нашими кумирами. Мы мечтали, следуя их примеру, стать пилигримами, апостолами, воинами. Лишь последнее воплотилось в жизнь. Мы сделались воинами, но только не союзниками, как я полагал, а противниками.