Присяжный заседатель
Шрифт:
— Да, сиськи классные.
— Ты с ней целуешься?
— Мужик, я ж тебе сказал: мы с ней встречаемся. Сам соображай.
— Ты что, ее трахаешь?
— Ну, если бы захотел… Поехали покатаемся. Есть о чем поговорить. Мужской разговор.
— Не могу, ужин готовлю.
— Ты готовишь ужин?
— В микроволновой печи.
— А мать твоя где?
— Наверху.
Снова лежит в кровати и пишет письмо, которое никуда не отправит, думает Оливер. Но Джесса эти подробности не касаются.
— Что, не выпускает? — понижает голос Джесс.
— Нет,
— Да что с тобой такое?
— Ничего. Ну и как Хлоя целуется?
— Закачаешься.
— А за сиськи ты ее хватал?
— Ну, если бы захотел…
— Здорово.
— Так ты идешь или нет?
— Нет.
— Слушай, знаешь, что Ларри Хитт про тебя говорит? Он говорит, что ты инопланетянин. Я, конечно, его послал, но ты, ей-богу, превращаешься в какого-то монаха.
Пищит таймер микроволновой печи: пип-пип-пип.
— А вот и ужин поспел.
— Жалко.
— Спасибо, что зашел.
— Не за что.
Оливер возвращается на кухню, вынимает из печи два мясных пирога. Потом подходит к лестнице, зовет маму. Энни отвечает, что спустится через минуту. Он уже знает, что она не спустится — разве что начнут показывать новости по телевизору. Поэтому Оливер включает телевизор и прибавляет звук. Пирог аппетита не вызывает. Оливер сидит и старательно выковыривает из него все горошинки. Если мама хочет, чтобы он ел эту гадость, пусть спустится и сядет за стол. Он отламывает корочку и окунает в соус. Корочка — единственное, что можно есть в этом пироге. Хотя тоже не Бог весть что.
Оливер тоскливо смотрит на вилку.
Диктор произносит заветные слова “процесс Боффано”, и мальчик поворачивается к экрану. Телевизор в соседней комнате, но разглядеть можно. Сначала показывают рисунки, изображающие зал судебных заседаний. Голос за кадром говорит:
— Анджела Риджио, маленькая, хрупкая женщина, вела себя как настоящая тигрица. Она утверждает, что Луи Боффано “продает наркотики детям”, а ее покойный муж пытался положить этому конец. Сальвадоре Риджио отказался участвовать в торговле наркотиками, даже когда Луи Боффано пригрозил ему смертью.
На лестнице скрипят ступени. Оливер знает, что мать вышла из своей комнаты и слушает. Однако вниз не спускается.
— Когда адвокат обвиняемого Лоуренс Боузмен подверг сомнению показания свидетельницы, миссис Риджио спросила: “Почему вы на него работаете?” И сама ответила: “Потому что вы его боитесь”. Потом вдова обернулась к присяжным заседателям и сказала: “Вы тоже его боитесь”.
На экране появляется рисунок, изображающий присяжных. Оливер встает, входит в гостиную, чтобы рассмотреть рисунок получше. Женщина, похожая на Энни, сидит, закрыв глаза рукой.
— Некоторые из присяжных были явно тронуты, когда вдова Сальвадоре Риджио сказала: “Бедные дети”, — рассказывает репортер.
Снова скрипят ступени. Мама возвращается в свою комнату.
На экране репортаж сменяется рекламой.
Оливер сосредоточенно размышляет над услышанным. Присяжные боятся, все боятся.
И тогда
Но мысль поселилась прочно, уходить не желает.
Нужно обратиться к кому-нибудь за помощью, решает Оливер. Пусть посторонний человек скажет, что я свихнулся и фантазирую. Надо найти Джулиет, она вправит мне мозги.
Всякий раз, когда на биппере Джулиет появляются четыре пятерки — экстренный вызов — она думает, что неправильно выбрала себе профессию. Уж во всяком случае, ей не следует работать врачом “скорой помощи”. Больше всего на свете Джулиет хотела бы быть… танцовщицей калипсо на острове Тринидад. Нет, еще лучше всю жизнь лежать в кровати, со всех сторон обложенной книжками. И чтобы в любой момент можно было вызвать по телефону медлительных любовников с сонными глазами.
Но это все мечты, а сейчас полночь, в больнице Святого Игнациуса тихо, а на биппере проклятые четыре пятерки.
Джулиет прогоняет дремоту, выходит в коридор. Ее вызывают в микропедиатрическое отделение — в этом месяце она прикреплена к нему. Кроме нее там еще один ординатор второго года обучения и медбрат. На столе с подогревом лежит новорожденный. Разевает ротик, хочет закричать, но только сипит.
Ординатор второго года обучения — полный кретин, даже когда не спит, а сейчас он дрыхнет с открытыми глазами и вообще ничего не соображает. Слава Богу, с медбратом повезло. Сегодня дежурит Генри. Он с острова Гаити, большего друга у Джулиет нет, если не считать Энни. Подходя к младенцу, Джулиет вопросительно смотрит на Генри.
— Роды прошли нормально, — говорит он. — Но с дыханием проблемы.
Крошечный мальчонка похож на грецкий орех, но новорожденные бывают и меньше. Замеряя пульс, Джулиет спрашивает:
— Недоношенный?
— Нет, полный срок беременности, — пожимает плечами Генри. В этом отделении младенцы по большей части недоношенные.
Пульс довольно медленный.
— Где ординатор педиатрического? — спрашивает Джулиет.
Генри опять пожимает плечами:
— Кажется, в корпусе С. Так мне сказали. Извини, дорогая, больше мне ничего не известно.
Специальным насосом Джулиет прочищает малышу носик, потом вставляет эндотрохейную трубку в маленький ротик, подключает отсос. Из трубки течет коричневатая жидкость.
— Вот дерьмо!
— В чем дело? — спрашивает Генри.
— Мальчик задыхается собственными испражнениями. Очевидно, в плаценте его пронесло, а потом он вдохнул стул и теперь задыхается. Эй ты! — зовет она ординатора. Тот дрыхнет как ни в чем не бывало.
— Алло, док!
Тот наконец открывает глаза.
— Тащи сюда стимулятор дыхания.