Присяжный
Шрифт:
С этими словами Бьенасси сел на лошадь и поехал крупной рысью. Однако вместо того, чтобы повернуть на дорогу, он тронулся по тропинке, ведущей к уже известному нам броду. «Пришлось прибегнуть к решительным мерам, – подумал он. – Если она придет, то все еще поправимо, а если нет… Что ж, одну потеряю, десять найду!» И он засвистел веселый мотивчик.
Достигнув брода, Теодор привязал лошадь к кусту, чтобы ее не могли заметить случайные прохожие, а сам притаился за ветвями. Едва он успел спрятаться, как услышал выстрел.
– Ну вот! Франсуа Шеру стреляет куропаток, – пробормотал
VII
Шантаж
Жокей быстро направился к замку, но тут путь ему преградил де ла Сутьер.
– Батист! – воскликнул хозяин замка. – Что сказал тебе… молодец, что сейчас был тут?
Жокей проворно снял фуражку и ответил:
– Я сообщил ему то, что вы приказывали. Он больше ничего не расспрашивал и уехал на своей кляче.
– Покажи бумажку, которую он тебе дал.
– Вы были там? – спросил Батист с изумлением. – Эх, господин, да это вздор, глупая записочка к Женни. Он дал мне пять франков… не помешаете же вы мне заработать эти деньги.
– Покажи ее! – зарычал де ла Сутьер.
– Ну какое вам дело до интрижки между сборщиком податей и Женни? Что вам до этого, особенно теперь, когда вы отказали швее и отсылаете ее домой?
– Послушаешь ты меня, подлец?
Батист почувствовал, что железные пальцы схватили его за горло. Зная, как страшен гнев господина, Батист перестал сопротивляться.
– Не сердитесь, месье, – сказал он смиренно, – если вам так дорога эта бумажка, то вот она… но я потеряю пять франков.
Взяв записку, де ла Сутьер прочитал следующее: «Я знаю, что случилось сегодня. Жду вас у брода. Если вы не придете, я всажу себе пулю в лоб, и пусть кровь моя падет на вашу голову!» Внизу стояла подпись «Отчаянный Теодор». Адреса не было, но записка, очевидно, предназначалась Пальмире.
– Сумасшедший! – сказал де ла Сутьер с презрением и хотел разорвать бумажку, но вдруг остановился и простоял минуту в задумчивости.
«Любопытно узнать, насколько это безумие взаимно, – подумал он. – Да, это стоит проверить». И, обратившись к Батисту, отдал ему записку с самым равнодушным видом.
– Ступай и выполни поручение, – сказал коннозаводчик, – теперь я знаю все, что хотел. Как хорошо, что скоро я избавлюсь от этой девчонки, которая плетет интриги у меня в доме! Тотчас отдай ей записку, но не смей говорить, что я ее читал. Если ты словом или намеком дашь ей понять, что я держал в руках этот клочок бумаги, я тебя прогоню в ту же секунду и переломаю ребра в придачу.
В восторге, что ему позволяют исполнить поручение и заработать деньги, Батист поспешно схватил записку и хотел уже бежать, но де ла Сутьер опять удержал его.
– Если Женни или кто другой в доме спросит, где я, ты скажешь, что встретил меня на дороге к ферме. Запомнил?
– Как не запомнить, месье! – И Батист помчался, опасаясь, чтобы господин, поведение которого казалось ему необыкновенно странным, не вздумал отменить своего решения.
Однако у де ла Сутьера и в мыслях не было покидать место событий. Он издали следил за Батистом, пока тот не вошел во двор замка, а затем, прислонившись
Вечерние сумерки быстро сгущались. Из всех окон замка только в одном, в комнате Армана, виднелся свет. По временам в стенах обширной конюшни слышались топот и ржание лошадей. Должность Батиста не давала ему права находиться в господском доме, и он ни за что не осмелился бы войти, не выручи его случайное обстоятельство. Горничная сама показалась у темного окна на нижнем этаже и бросила пытливый взгляд вглубь аллеи. Батист тотчас подошел к ней, они быстро обменялись несколькими словами, и жокей протянул руку, чтобы передать швее записку. После этого со спокойствием человека, добросовестно исполнившего свой долг, он отправился к себе.
В темноте де ла Сутьер скорее угадывал, чем видел происходившее. Когда Батист отошел, а Женни скрылась, он сказал себе: «Женни, вероятно, понесла записку к своей госпоже, и они теперь вместе плачут о судьбе этого негодяя! Боже мой, как женщины вообще, а молодые в особенности, глупы и легковерны! Будем, однако, надеяться, что Пальмира достаточно благоразумна и скромна, чтобы не согласиться… Ах, черт возьми, это еще что?»
Пока он предавался своим мыслям, кто-то вышел из дома. Это была женщина. Тщетно де ла Сутьер пытался разглядеть ее лицо – оно было надежно скрыто надвинутым на глаза капюшоном. Незнакомка шла быстро и вскоре исчезла в тени старых деревьев. Владелец Рокроля успел приметить одно важное обстоятельство, а именно – что неизвестная личность была в плаще темно-зеленого цвета, похожем на тот, который был в этот день на Пальмире во время прогулки. Глухой стон вырвался из груди де ла Сутьера. Бешенство придало ему сил и решимости.
– Она любит этого пустого хвастунишку! – пробормотал он. – Стало быть, она насмехалась над бедным Арманом? Проклятие! Нас будет трое на месте свидания!
Он вошел в дом и взял охотничье ружье, затем вышел, пробрался через двор и скрылся в длинной и темной каштановой аллее. Всего несколько минут понадобилось коннозаводчику, а между тем, когда он достиг конца аллеи и оказался на открытом месте, Пальмиры и след простыл.
Не колеблясь де ла Сутьер быстро зашагал по направлению к броду. Пройдя ущелье, он очутился возле реки, на блестящей поверхности которой темными пятнами выделялись большие камни переправы. Место казалось пустыннее, чем когда-либо. Ничто не нарушало тишины, только деревья слегка шелестели ветвями под ночным ветром. Прислушавшись, он различил тихий разговор, доносившийся из-за кустов. Подкравшись поближе, де ла Сутьер увидел тех, кого искал.
Лошадь Бьенасси была отвязана. Продев руку в повод, сборщик податей с жаром что-то говорил. Девушка, все так же закутанная в плащ, внимательно слушала. Временами она весело отвечала на пламенное красноречие Теодора. Де ла Сутьер хотел было подслушать разговор, но неожиданное обстоятельство помешало ему. Он увидел, что Бьенасси обвил свободной рукой талию своей собеседницы и похитил у нее, невзирая на слабое сопротивление, несколько поцелуев. Раздраженный отец бросился к молодым людям и яростно закричал: