Притворись моей женой
Шрифт:
Борис стискивает руль. Молчит несколько секунд, глядя перед собой в лобовое, а потом чуть заметно выдыхает.
– Ты права... Но это не значит, что я смирился.
Мы неловко замолкаем. Басов увеличивает громкость на магнитоле, окончательно лишая нас возможности дальнейшего диалога.
Мы сворачиваем с главной дороги вправо на второстепенную. И почти сразу подъезжаем к шлагбауму закрытого посёлка. Учитывая, что в городе очень мало элитной застройки, можно предположить, что теперь моими соседями будет являться весь
Дом Бориса оказывается вторым. Перед нами открываются ворота, и мы попадаем на участок.
Во дворе хорошо освещена только главная дорожка, поэтому хорошо рассмотреть дом у меня не получается.
Я, не дожидаясь, ухаживаний Бориса сама выхожу из машины.
– Давайте позже решим вопрос с чемоданом, - просит напряжённо Басов.
Я согласно киваю, потому что мне тоже кажется, что в доме плачет ребёнок.
– Да, давайте отпустим няню.
Мы поднимаемся на крыльцо и только открываем дверь, понимаем, что нам не показалось.
– Ешь, я тебе говорю!
– Доносится злое и истеричное с кухни.
– А то планшет твой прямо сейчас выброшу!
– My tummy hurts...
– всхлипывает ребёнок, - молоко нельзя...
– Не придумывай!
– Рявкает властный женский голос, от которого мне самой хочется вжать голову в шею.
– И по-русски говори, цаца столичная. Нечего издеваться...
Я в панике поднимаю глаза на Бориса, и вижу, что он сейчас готов убивать. Да, я бы, наверно, тоже была готова.
Что здесь вообще происходит?
Басов резко выдыхает, сжимает зубы и, не разуваясь, проходит в дом.
Я срываюсь следом. Мы замираем в дверях кухни.
– Вот на голову тебе сейчас эту тарелку надену, - угрожающе нависает грузная женщина пятидесяти лет над уже знакомым мне мальчишкой, а тот, размазывая слёзы, что-то лепечет на английском.
– Василий - билингвист.
– Рявкает Борис, прерывая издевательство.
– И когда нервничает, а он сильно нервничает, Галина Геннадьевна, если вы ещё не поняли, - Басов переводит дыхание и сжимает дверной косяк пальцами.
– Путает слова. Не может говорить на одном языке!
– Борис Дмитриевич!
– Охает тётка, плюхаюсь от неожиданности на стул.
– Да я есть его пытаюсь заставить, а он просто издевается!
– Он пытается сказать, что он молока у него болит живот.
– Басов стреляет глазами в мешанину из молока и гречки, брезгливо морщась. У него лактазная недостаточность. В личном деле это прописано.
Глава 15. Не моя семья.
Борис
«Борис, пожалуйста, держите себя в руках! Она все равно не поймёт в чем не права, а вот скандал приклеится надолго....»
Я сам не верю в то, какое успокаивающе-отрезвляюще действие оказывают на меня жаркие просьбы этой ещё вчера посторонней мне девушки. Моей жены сегодня. Кстати, у этого утончения нету противного
Так вот, про просьбы. Я их выслушал, принял к сведению и поэтому сейчас просто молча выставляю вещи несостоявшейся няньки за порог.
– Борис Дмитриевич, - ноет она, - я ж не знала. Личное дело не успела прочитать, потому что шрифт мелкий. А очки дома забыла.
– Вы считаете, - я даже не секунду замираю от ее вопиющей то ли наглости, то ли тупости, - что после увиденного, я смогу оставить с вами сына?
– Но я - лучшая няня агенства!
– Восклицает обижено и с апломбом.
– Вас тоже это пугает?
– Не сдерживаюсь я от сарказма и зло прищуриваюсь.
– Обязательно поставьте этот вопрос перед начальством «ребром»!
– Подаю ей зонтик, но она не берет, демонстрируя, что уходить не собирается.
– Я требую заплатить положенную неустойку за расторжение договора. Ради вас я отказалась от других заказов и считаю, что с моей стороны договор нарушен не был.
В моей голове взрывается тротиловая шашка. Руки сжимаются в кулаки. И мысленно выливаю тетке на голову тарелку молочной каши, смотрю как она стекает по ее второму подбородку за воротник кофты, а потом даю пинок под заплывший углеводами зад.
– Идите на...
– проглатываю слово, - с Богом!
– Рявкаю. Вышвыриваю на улицу зонт, выталкиваю за плечи скандальную няньку и захлопываю дверь. Фух! В висках звенит ее визгливый голос. Вызываю такси и скидываю ей на телефон номер машины, чтобы точно уехала.
В полном эмоциональном истощении прикладываюсь лбом к стене.
«Как же я устал...»
Чертова белая рубашка давит на горло, и я рву две верхние пуговицы, ослабляя воротник. Скидываю пиджак, на пуфик и закатываю рукава. Теперь ощутимо легче.
Я возвращаюсь в кухню и зависаю в дверях, разглядывая мирно воркующих сына и Аню. Кажется, со вторым знакомством эти двое справились без меня...
Аня поднимает на меня глаза.
– Борис, у вас в холодильнике нет ничего кроме масла и молока. Может быть, нам с вами сходить в магазин? Я бы могла приготовить на всех ужин.
Ужин... Дома. Желудок сжимается. Я не ел домашнюю еду с тех пор, как не стало мамы. Остались только столовые и рестораны. А нет, вру, в те дни, когда Васька с няней жили у меня, я иногда доедал холодный Васькин суп.
– Пап, - слазит с ее колен сын, - Аня мне свёклу купить обещала. Она говорит, что руки от неё потом красные-красные, как у инопланетянина, и не отмываются!
– С восторгом заканчивает, а я смотрю на то, как моя новая жена пытается сдержать улыбку.
– Ты сейчас серьезно?
– Спрашиваю ее с обвиняющим недоверием.