Притворись нашей мамой
Шрифт:
Замок запирают. И сердце ухает в бездну.
Это всё!
Потому что денег на адвоката у меня нет. А справиться с майором, повёрнутом на дочери, мне явно не удастся.
Хотя, стоп! Есть ещё право на звонок.
Неужели придётся просить помощи у главного врача моей больницы?
О звонке я подумаю завтра. Если есть возможность подать жалобу, и выйти под залог! То надо воспользоваться этим правом.
Решительно поднимаю глаза, осматриваю камеру на четверых
Вдоль стен стоят двухъярусные кровати, заправленные коричневыми байковыми одеялами. Почти под потолком небольшое окошко с решёткой.
Ёжусь. Внутренности стягивает жгутом.
Скольжу взглядом по серым некрасивым женским лицам. Три пары глаз нагло уставились на меня.
Встряхиваюсь, пытаясь прийти в норму. Меня трясёт так, будто озноб начался. Боюсь, что сегодняшний нервный срыв во время допроса у майора, не прошёл бесследно для моей покалеченной психики.
***
– Привет, подруга! Чего застыла? Иди к нам знакомиться! – щебечет одна из сокамерниц.
– Здравствуйте, – несмело бормочу я. И до меня доходит, что теперь это моя новая семья, с членами которой мне жить два месяца.
Иду к свободному спальному месту.
– Можно я займу эту койку?
Одна из них новых подруг кивает.
Наверное, она старшая… Вздыхаю, тяжело брякаюсь на нижнюю шконку.
– Я Катя, – произносит та, что разрешила занять койку.
– Злата. Чайкина.
– По какой статье? – со знанием дела цедит худощавая коротко стриженная.
Молчу. Не знаю, по какой статье…
– За что загребли, спрашиваю? – усмехается она.
– Ни за что, просто так! – выпаливаю в сердцах, всплёскивая руками.
Женщины дружно ухмыляются.
– Мы все тут ни за что!
– Меня майор обвинил в похищении дочери Алёны. А я нашла её в кустах. Привела к себе, накормить, обогреть. Просто не успела позвонить в полицию.
Раздаётся потрясённый свист.
– Кудряшка! За что майор-то на тебя такую поганую статью вешает. Насолила ему где-то?
– Милашка, ты такая хорошенькая! Может, отказала мужику, вот он и отомстил! – встряла в разговор одна из сокамерниц.
– Я этого майора в первый раз в жизни вижу! – отнекиваюсь испуганно.
– Вывод! – Катя грозит пальчиком, – Чужой ребёнок – не собачка, нельзя тащить к себе в дом!
– Да я только сосисками хотела её накормить! Наташенька очень их любит…
Катя цыкает на расшумевшихся подруг. Они замолкают.
Раздумываю, следует ли рассказывать всё? Я ведь их совсем не знаю, а дело «моё» до сих пор не закрыто…
– Наташа – это кто?
– Сестра младшая. Она сейчас уже выросла,
Больше вопросов ко мне нет. С облегчением вздыхаю, когда от меня отстают.
А то я чуть не проболталась!
Сажусь на кровати по-турецки, смотрю на решётчатое окно и думаю:
Зачем сосед, и чернявая малолетка оклеветали меня? Чудовищная бессовестная ложь! Понятно, что у каждого была веская причина. Но какая?
Как же низко, подло, жестоко играть чужой жизнью!
О чём думал этот психанутый старик с одичалой собакой?
А эта девочка, только начинающая жизнь?
Не укладывается в голове. За гранью моего понимания…
Сцены допроса крутятся в мозгу. А перед глазами стоят холодные голубые глаза Демида Удальцова.
В его глазах ненависть, мгла, шторм. Он упрекает меня, обвиняя в том, чего я не совершала.
Судья под давлением майора выносит приговор:
– Два месяца лишения свободы.
За что? Я ни в чём не виновата!!
Кусаю губы, истерично пытаюсь вытянуть кудряшку пальцами, но она пружинит и вырывается из рук.
Чёртовы кудри! Такие же как у моей Наташки.
Когда доченька была жива, я выпрямляла свои волосы и осветляла их.
А после… (последние два) года вернулась к натуральным волосам.
Зачем? Хочу смотреть в зеркало, видеть рыжие кудри. Чтобы не забывать!
Когда острая боль пронзает мою душу, тогда сердце и память помнят!
Только в эти минуты я чувствую, что живу. И не ощущаю за это вину!
В десять вечера объявляют отбой. Ложимся спать. За день умаялась, моментально засыпаю.
Просыпаюсь утром по звонку, умываюсь. Смотрю в решётчатое окошко. Оно как ниточка связывает меня с волей и с жизнью.
– Завтрак! – разносится громогласный голос по коридору.
В камере оживление.
Через окошко, прорезанное в двери, нам подают тарелки с кашей, кружки с какао, хлеб с маслом и сыром.
Щедро!
С удовольствие ем. Я ведь вчера не успела съесть ни одного крабика.
Улыбаюсь, вспоминая Алёнку.
Затем жалею её. У этого милого создания такая чокнутая семья!
Сразу после завтрака дверь камеры распахивается:
– Чайкина на выход с вещами!
– Что случилось? – едва владею голосом.
Глава 6
Демид
Недоуменно смотрю на тётю Таню. Такой решительно настроенной я её не помню.
– Что судачат во дворе? – ожесточённо спрашиваю у неё.
Если наша няня считает, что я – профи должен верить в сплетни, окружающего мира, тогда выслушаю.