Притворщица
Шрифт:
— Я вижу, ты намёков не понимаешь, — не выдержал в конце концов Слаер, улучив момент, когда поблизости никого не будет. — Уезжай отсюда!
— Так это ты?! — удивился сосед. — Я жалобу подам!
— Ага, а у меня куча свидетелей, что я в трактире в те вечера допоздна засиделся, не докажешь ничего! И вообще, подумай о жене. Пока что с ней ничего не приключилось, но всякое в жизни бывает… Тем более с женщинами.
Неизвестно, поделился ли с кем-то сапожник подробностями своего разговора, или же умные люди сами сложили два и два; однако желающих встать на пути у быстрого на расправу соседа заметно поубавилось, да и спорить с ним тоже никто не желал. Лишь одинокий старый Райчес позволял себе ворчать, критикуя совсем распоясавшегося мужчину, которому теперь никто не перечил. Пожилому человеку терять кроме изрядно затянувшейся
“Вон, другие вообще на плечи себе отпрысков взгромождают, и ничего! Привязался же старый… дурак!” — шипел про себя Слаер, теряя приятное расположение духа, и без того редко появлявшееся у него, особенно после осознания, что бить жену, носящую под сердцем его наследника, действительно не стоит.
Без подобных развлечений мужчина всё больше мрачнел, оживляясь лишь при виде Рони, которую всё больше баловал, разрешив даже посещение библиотеки, сперва убедившись, что смотритель уже совсем стар, да и пожилая уборщица присматривает за внучкой своей подруги. К тому же, можно было использовать запрет на библиотеку как наказание, от ещё одного воспитательного момента отказываться не стоило, решил Слаер, идя на уступку желаниям падчерицы в самом начале весны. А кроме всего прочего этим жестом удалось немного исправить испортившееся отношение девочки к отчиму, который за зиму успел показать себя во всей красе, щедро раздавая тумаки всё более раздражавшей его жене. В чём-то он был даже благодарен соседу-советчику за тот неприятный разговор, но прощать его не собирался и считал, что тот понёс заслуженную кару, а сам Слаер сделал большое одолжение всей округе, избавив от неудобной персоны с неправильными жизненными взглядами.
— Это ж как ржавчина, стоит ей появиться, стоит не обратить вовремя внимание, не счистить, не смазать… И вот уже всё вокруг ржавое и непригодное ни для чего, — громко рассуждал мужчина среди приятелей, окружавших его в трактире с приятно тяжелыми от напитков кружками, гордясь собственной мудростью и с удовольствием выслушивая подтверждения оной от окружающих.
А Рони… А что Рони? Ей исполнилось двенадцать накануне той самой ярмарки. По этому случаю отчим расщедрился и разрешил ей покататься на всех придуманных для детей и взрослых аттракционах. Радостный настрой девочки чуть нарушил неприятный инцидент. Приятное чувство полёта на качелях в форме огромной лодки сменилось ощущением подступающего кома к горлу, после чего её совершенно некрасиво и неприятно тошнило в ближайших кустах. Ещё хорошо, что удалось не испачкать недавно купленное к лету выходное платье, да распущенные волосы мама успела подхватить свободной рукой, второй прижимая к себе младшую дочь. Но умывшись и прополоскав рот чистой водой, Рончейя снова повеселела и даже решилась прокатиться на карусели, к счастью, на этот раз без всяких последствий. Уставшие от впечатлений дети проголодались и вскоре семья уже чинно расселась среди соседей за временными столами на грубых лавках, которые каждый год быстро сооружали за пару дней, чтобы потом так же быстро разобрать и пустить на дрова. Девочке и самой было жаль нового платья, о каком она раньше и мечтать не могла, поэтому Рони решила потерпеть неудобные колени Слаера. Мини тоже сидела на коленях у матери, да и многих детей усаживали подобным образом. Правда, настолько взрослых, как Рончейя, всё-таки размещали отдельно.
“Но у них и платьев из такой красивой и нежной материи нет, нечего и сравнивать!” — решила девочка и окончательно успокоилась по этому поводу.
Глава 5
К осени Рони начала всё больше времени проводить в библиотеке, наскоро выполнив все привычные домашние дела. Здесь, в этом приятно пахнущем книжной пылью, старыми кожаными фолиантами и чуть горьковатым ароматом особой травы, что приносила иногда уборщица, заботливо расставляющая в дальних закоулках стеллажей свои немудрёные сухие букетики, призванные отпугивать грызунов; именно здесь девочка чувствовала себя в безопасности.
Попытка найти у матери утешение и защиту наткнулась
С того самого дня, когда мать с Мини отправилась к морю, а отчим оставил Рони дома готовить обед, старшая девочка находила всё более затейливые причины не оставаться с ним наедине. То перехватывала у матери младшую сестрёнку и отправлялась с ней к бабушке, к морю. То успевала переделать свои обязанности по дому с самого рассвета, чтобы последовать за Ланчейей, куда бы та не направлялась. Женщина чувствовала, что само по себе поведение Рони безмолвно подтверждает все те страшные слова, что прозвучали в начале лета, и от которых было легче отмахнуться, сделать вид, что ничего не было, что всё это выдумки избалованной девчонки. Но стоило лишь задуматься об этом, как начинал ныть уже совсем большой живот — осенью Лани опять должна стать матерью, словно напоминая о побоях от тяжелого на руку мужа. А посему женщина выбрала самую удобную и безопасную тактику — незаметно подыгрывала дочери, помогая ей укрываться от липкого внимания мужчины, считая, что этого вполне достаточно.
Сама же девочка вскоре после переломного дня неожиданно обнаружила у себя магию воздуха. Она всего-то выбралась спустя несколько дней к морю, чтобы наконец прореветься вдоволь, не наткнувшись при этом на “утешения” отчима или ворчание матери. Но вместе с криком от неё в сторону волн вырвался маленький ураганчик, переполошивший почти всё побережье. Люди с тревогой осматривали небо и море в поисках туч или других признаков приближающейся бури, однако ничего подобного не обнаруживали, что только сильнее озадачивало и усиливало беспокойство. От удивления девочка перестала плакать, пытаясь почувствовать, как именно ей удалось создать нечто подобное. А осторожные пробы вызвать те самые ощущения в теле, где-то в центре груди, откуда теплыми потоками устремлялись к ладоням щекочущие пузырьки силы, позволили вызвать совсем маленькие вихри, которые она выпустила в сторону моря, скрывшись за торчащей у берега одинокой скалой.
С тех пор список книг, которые она читала, претерпел существенные изменения. Наличие магии — необходимое условие поступления в Академию, не зря же она и зовётся магической. Библиотекарь, узнав о пробуждении воздушной стихии у своей постоянной читательницы, озадачено потер седую бороду:
— Обычно такие вещи раньше происходят. Чуть ли не с рождения уже хоть что-то да проявится. А годам к пяти-шести так и вовсе не удержишь в секрете свою стихию, то и дело вырываться начинает.
— Как раз тогда, когда от нас мама ушла, — широко раскрыла глаза Рончейя, пытаясь сформулировать свою догадку, но пожилой мужчина опередил её:
— Ага, стресс, значит… Ну что же, это могло заставить стихию притихнуть на время. А потом…
— Новый стресс смог снять этот блок, — уверенно договорила Рони, успевшая перечитать массу разных книг на тему магии и уже вполне освоившая соответствующий лексикон.
— Что? — отвлекшийся на вошедшего посетителя библиотекарь обернулся к девочке. — А, да, вроде бы, такие случаи бывали и раньше. Только стресс от заново обретенной матери у тебя ж зимой случился, как-то долго разблокировалось. Но, видно, у всех по-разному…
Рончейя не стала разуверять мужчину, чтобы не вызвать вопросов о настоящей причине пробуждения магии, что грозило ей очередным потрясением; а рисковать снова лишиться обретенных возможностей она не хотела, не зная, что проявленную стихию уже не заставишь притаиться никакими волнениями, какими бы сильными они ни были.
Строгий смотритель библиотеки взял на себя не только подбор нужной литературы, решив посодействовать упорному ребенку в осуществлении вполне достойной мечты, но и занялся с девочкой практическими занятиями, используя для этого свой обеденный перерыв.