Притворщица
Шрифт:
— Да, — негромко повторил он. — Спать.
Сердце гулко забилось в груди Изабель.
— Д-да… хорошо.
Он ободряюще посмотрел на ее напряженное лицо.
— О господи, да успокойся ты, ничего тебе не угрожает. Сейчас я уйду, ты приготовишься ко сну и ляжешь в постель. А потом я вернусь в номер и устроюсь на полу. Одно одеяло для меня пожертвуешь?
Он подошел к кровати и переложил на стул одно из одеял. Подумал и прибавил туда же одну подушку.
— И это, ладно? Ты не возражаешь?
— Но как же ты… на полу? — спросила Изабель.
— Мне
И он вышел из комнаты, громко хлопнув за собою дверью.
Изабель проводила его задумчивым взглядом. Похоже, она чем-то задела Терренса, расстроила, рассердила. Но чем? И насколько сильно? Странно. Ведь под конец она полностью принимала правоту Терренса, а он почему-то этого не оценил. Нет, все-таки они странные, эти мужчины!
— Полчаса… полчаса… — пробормотала она себе поднос.
Полчаса! Да, пожалуй, сейчас неподходящее время, чтобы размышлять о странностях мужской натуры!
Изабель вскочила и стала лихорадочно готовиться ко сну. Она умылась, переоделась в ночную сорочку и юркнула под одеяло. Скорости ее можно было только позавидовать: она уже лежала в постели, а от отведенного ей времени оставалась еще добрая половина.
Девушка потянулась было, чтобы задуть свечу, но остановилась. Не стоит. Иначе Терренс ничего не увидит, когда вернется. Она еще раз убедилась в том, что одеяло подоткнуто так, что из-под него ровным счетом ничто не торчит и не высовывается. Затем закрыла глаза и принялась считать. Трудно сказать, до какого числа добралась Изабель в своем счете, но то, что ее упражнение в математике длилось не менее часа, — это точно.
Но вот наконец дверь тихонько заскрипела.
— Изабель, — послышался негромкий голос Терренса.
Отвечать ей не хотелось. Пусть лучше думает, что она уже спит. Она поглубже зарылась под одеяло.
— Изабель! Ты не спишь?
Она почувствовала, что он склонился над нею. Слышала его дыхание. Изабель затаилась, ожидая худшего. Жуткие мысли понеслись у нее в голове. Вот сейчас он откинет одеяло, и… Но додумать она не успела.
— Ну ладно, — раздался голос Терренса. — Тогда я гашу свечу.
Укрытая с головой, Изабель могла только предположить, что в комнате стало темно. Затем послышались шорохи, возня, сопение, и вдруг кровать вздрогнула от сильного толчка.
— Проклятие! — вновь послышался голос Терренса, за которым последовало новое шуршание и новая возня.
Изабель напряженно прислушивалась, пытаясь представить, что же происходит сейчас там, внизу, на ковре.
Она осторожно высунула голову из-под одеяла и открыла глаза. Ее окружала кромешная тьма, и там, в этой тьме, скрывался мужчина. Впервые в жизни Изабель оказалась в такой компании: запертая комната, тьма и мужчина.
«Что лучше, — подумала она, — не спать и быть настороже? Или, напротив, постараться уснуть? Да, но если я усну, то могу упустить момент, когда он решит наброситься на меня.
Ну что, что он там притих? Что делает? Что замышляет? А может, ничего не замышляет. Просто лежит себе на холодном, жестком полу и пытается заснуть. Бедняжка… А она бессовестно разлеглась здесь как барыня — одна в огромной кровати, где еще столько свободного места! Вполне хватило бы, чтобы приютить и обогреть этого несчастного человека. «Вы — бессердечная дрянь, мисс Изабель Клинтон!» — сказала она самой себе едва слышно. И тут же испуганно прикусила губу. Боже мой, откуда у нее взялись подобные мысли? Разделить постель с мужчиной? Ну уж нет!
Нет?
Однажды зародившись в ее мозгу, мысль о спящем рядом мужчине уже не покидала головы Изабель, а фантазия принялась услужливо подбрасывать в топку разгорающегося желания все новые и новые детали. Сильные руки с упругими, перекатывающимися мускулами. Широкие плечи. Грудь, покрытая темным пушком. Горячие губы. Запах его одеколона. Тепло, струящееся от большого сильного тела…
Изабель испуганно вздрогнула, зажмурила покрепче глаза и поспешно принялась считать в уме овец, чтобы отогнать, отвести подальше от себя это наваждение, этот соблазн.
И тут, неожиданно для нее самой, ее губы негромко, но явственно шепнули:
— Мы.
Мы… Это значит — она и мужчина, лежащий на полу в двух шагах от нее.
Мы… Это значит — мужчина и женщина.
Мы… Это значит — каждый за двоих и двое в одном.
Мы…
Теплая волна стала подниматься из самых заветных глубин существа Изабель, и она впервые в жизни ощутила в себе пробуждающуюся женщину.
Открытие этих новых, дремавших в ней доныне сил ошеломило Изабель. Мощь этих сил — напугала ее.
Плотнее сжав ресницы, она с удвоенной энергий принялась считать овец.
В то самое время, когда Изабель, укрывшись с головой, считала овец, на окраинной темной улице Лондона появилась тонкая юношеская фигура. Поспешно выйдя из наемного кеба, молодой человек торопливо направился к глухому, мощенному булыжниками переулку. Когда он переходил улицу, в тусклом свете фонаря матово блеснули его белокурые волосы, озаренные лихорадочным огнем, как у всех влюбленных, глаза.
Он достиг заветной двери, задраэт голову вверх, разыскал глазами вожделенное окошко, заметил тусклый свет, пробивающийся сквозь давно не мытое стекло, и улыбнулся. Затем нетерпеливо постучал.
— Молли! — позвал юноша громким шепотом. — Молли, открой!
Ответа не последовало. Молодой человек повторил попытку, стуча посильнее и восклицая уже во весь голос:
— Молли, дорогая, это я! Открой! Я же знаю, что ты не спишь!
Наконец дверь распахнулась и на пороге появилась Молли в накинутом на плечи красном засаленном халате. При виде позднего гостя ее зеленые глаза по-кошачьи сверкнули.
— Джош, птичка моя! Что ты здесь делаешь?
Юноша с улыбкой протянул Молли красиво перевязанный пакет, зажатый в руке.