Притворщик
Шрифт:
Так вот, идею с «болваном» придумал лично Павел Константинович Толмачев, известный в нашей конторе под прозвищем Юнга, данном за искреннюю и безграничную преданность своему шефу, сухопутному адмиралу, укачивающемуся даже в ванне. А тот ее беззастенчиво спер, немного подработал и выдал наверх как плод собственных раздумий о наболевшем. Недаром же нашего Андрея Степановича вся управа совершенно по делу звала Барином. Помнится, тогда его даже наградили.
А вот теперь Паша Толмачев от души отыгрался, разбросав
– Поздравляю, ваше превосходительство, ваш юнга обул вас как божью старушку, да и меня тоже.
– Что ты имеешь в виду, Стас?
– Да то, что это не он у вашего шефа на побегушках, а тот, вместе со своим лондонским бойфрендом и подельником. Вот, ознакомьтесь на досуге, – я протянул обалдевшему собеседнику диск, – завтра будет новая информация, заодно все сразу и обсудим.
– Я немедленно звоню Петру Николаевичу, нужно все срочно ему доложить, – и потянулся к лежащему на столе телефону.
– Полагаю, – дочурка резво перехватила трубку буквально из-под носа у папы, – Петр Николаевич уже обо всем проинформирован.
Браво, Даша, признаюсь, не ожидал.
– В общих чертах, да, – скромно признался я.
– А почему я ничего не знал, Стас?
– А он тебе не верил, папка. Думаешь, он просто так к тебе на ночь глядя заявился? Станислав, скажите, пожалуйста, у вас паяльник с собой или папиным собирались воспользоваться?
– Ну, зачем же так? – засмущался я. Вот ведьма! – Просто заглянул поболтать о том, о сем.
– Ладно, пап, ты тут поработай, а мы поехали. Явки и пароли уточним завтра в рабочем порядке. Адью, – она чмокнула пребывающего в ступоре родителя в щеку, буквально сгребла меня в охапку и потащила на выход.
В машине я было достал свою антиподслушку, но Даша указала мизинчиком на висящую на ветровом стекле забавную игрушку, черного с белой грудкой песика, нажала на его черный блестящий носик, и в собачьих глазах загорелись зеленые огоньки.
– Вы так меня ни в чем таком за все время не заподозрили, Стас?
– Почему же ни в чем. Я сразу понял, что никакая вы не черноглазая жгучая брюнетка.
– Это еще почему? – она даже слегка обиделась. – Знали бы вы, где мне волосы красили и сколько линзы стоят!
– Тогда нужно было еще и волоски на руках подтенить. У брюнеток они совершенно другие, – я не стал огорчать даму тем, что когда целовал ее за ушком в нашу первую встречу, то сразу же уловил подвох. Поверьте, брюнетки пахнут совершенно иначе... – И потом, не в этом дело. Я-то, дурак, решил, что вы – пассия шефа, а потом тот «клопик»...
– А это мне папка сказал, – рассмеялась она. – Чтобы служба медом не казалась. А что касается моего дорогого шефа, то вы наверняка уже знаете, что из Пенелопы
– Нескромный вопрос, Мари... черт, Даша, где вас так здорово научили всем нашим трюкам?
– После иняза я окончила спецшколу в.., знаете такую?
– Что-то слышал. Небось, были единственной девушкой на курсе?
– Сейчас все по-другому. Нас поступило двенадцать, до выпуска дотянули трое.
– А потом?
– Два года – оперативником, а потом наверху кто-то решил, что это не для женщины. Мне предложили бумажную работу, она меня не заинтересовала.
– Наверху, как всегда, сидят те, из кого оперативников не получились. Как бы то ни было, умыли вы меня знатно, даже стыдно как-то.
– Не кокетничайте. Вы столько за эти дни накопали. А при такой нагрузке за всем уследить просто невозможно.
– Но все же... Кстати, куда мы едем?
– Кстати, уже приехали. Ко мне домой, – она остановила машину у Подъезда пафосной «сталинки» с наворотами на Ленинском.
– А как же ужин, романтика, свечи, в конце концов?
– Если хочешь есть, у меня дома полный холодильник жратвы и бар с выпивкой, – от гнева она перешла на «ты» и стала еще красивей. – А свечи от геморроя я тебе в аптеке за углом куплю.
– Насчет геморроя ты погорячилась, – от удивления я тоже перешел на «ты». – А вообще-то, это насилие, Даша.
– Тогда кричи: «Помогите!»
– Зачем тебе помогать, уверен, сама справишься.
– Тогда, если нет возражений, пошли.
Никаких возражений у меня не было.
Глава 26
День пятый
– Вкусно?
– Угм... – я с жадностью заглотил не знаю какой по счету бутерброд с ветчиной и поднял глаза. Даша сидела напротив, по-бабьи подперев ладошкой лицо и глядя на меня, жующего, сияющими глазами. – Очень вкусно, – вымолвил я, наконец, прожевав. И ничуть при этом не соврал, из ее рук я был готов съесть с нечеловеческим аппетитом даже слегка обжаренный в машинном масле железнодорожный рельс.
– Еще есть хочешь?
– Хочу, но не буду, – я пододвинул к ней чашку, и она немедленно наполнила ее ароматным кофе из кофейника – Еще один такой бутерброд, и я не смогу выйти из дома, буду валяться у тебя в спальне, как удав.
– Оставайся.
– Рад бы, да труба зовет. Кстати, как ты относишься к групповой любви?
– Ты шутишь, надеюсь?
– Ни в коем случае.
– А еще говорят, что у твоего поколения остались хоть какие-то нравственные ценности. Лично я, – тут ее серые глазищи потемнели, – как ты знаешь, дочка военного, а потому воспитана в строгости, – и она потянулась к разделочной доске. На свое счастье, я успел накрыть ее ладонь своей.