Притяжение Андроникова
Шрифт:
Радости Вивианы Абелевны не было предела. Она поспешила поделиться ею с пришедшим из школы внуком, затем – с возвратившейся с работы дочерью, и все были счастливы тем, что наконец-то мучившая ее проблема благополучно разрешилась. Вивиана Абелевна была уверена в том, что только по чистой случайности реликвия осталась в доме. От имени своего мужа она передала уникальный предмет в дар музею, считая это своим долгом. «Ираклий Луарсабович непременно подарил бы это „Тарханам”, – повторяла она. – У нас дома ничего такого не хранится: если Ираклий Луарсабович находил что-то интересное, он сразу же предавал все в музеи. И этот эфес (так Вивиана Абелевна называла рукоять. – В. У.)
Обладая несомненно более высокими нравственными и духовными качествами, чем многие окружающие, она умела видеть в других лучшие качества и откровенно восхищаться ими. В продолжение всей нашей встречи Вивиана Абелевна от души расхваливала и сотрудников Гослитмузея, помогавших ей разбирать архив мужа, и лермонтовский музей в Тарханах, в котором была двадцать лет назад, и директора музея Тамару Михайловну Мельникову, и меня за то, что сообразила, каким образом «эта штука» может служить «эфесом» – на всё хватало доброты и щедрости её сердца.
Так случилось, что через две недели Вивиана Абелевна Андроникова скончалась. А нам предстояло атрибутировать и описать её дар.
Письмо Н. А. Никифорова И. Л. Андроникову, февраль 1962 г.
Рукоять ятагана, принадлежавшего М. Ю. Лермонтову. Конец XVIII – начало XIX в.
В то время у меня не было ни достаточного опыта работы, ни достаточных знаний для полноценного описания предмета. С уверенностью можно было сказать, что в текстах М. Ю. Лермонтова встречаются описания кавказского оружия:
«Отделкой золотой блистает мой кинжал…» «В серебряных ножнах блистает мой кинжал, Геурга старого изделье…» «Оправа сабли и кинжала блестит на солнце…»Лермонтов не раз обращался к образу кинжала как символу душевной стойкости и твердости:
Люблю тебя, булатный мой кинжал, Товарищ светлый и холодный. Задумчивый грузин на месть тебя ковал, На грозный бой точил черкес свободный. … Ты дан мне в спутники, любви залог немой, И страннику в тебе пример не бесполезный: Да, я не изменюсь и буду тверд душой, Как ты, как ты, мой друг железный.Живя на Кавказе, поэт пользовался предметами восточного происхождения, в том числе оружием. В «Описи имения, оставшегося после убитого на дуэли Тенгинского пехотного полка поручика Лермонтова», составленной 17 июля 1841 года, в числе прочего значатся: «полусабля с серебряным темляком», «пистолет черкесский в серебряной обделке с золотою насечкой в чехле азиатском», «кинжал с ножиком с белою ручкою, при нём поясок с серебряным с подчернию прибором 16 штук и жирничка серебряная же», «шашка в серебряной с подчернию оправе с портупеею, на коей 12 пуговиц серебряных с подчернию».
Часть восточного оружия М. Ю. Лермонтова хранится в фондах Пушкинского дома в Санкт-Петербурге.
Рукоять, подаренная В. А. Андрониковой, казалась такой изящной, что первой мыслью было: это рукоять кинжала, причем, вполне возможно, даже детского или
Заведующей отделом была в то время Э. Аствацатурян. Она сразу определила, что рукоять принадлежала не кинжалу, а ятагану, и сделала его описание: «Половина рукояти турецкого ятагана. Ятаган восточно-анатолийского типа, конца XVIII – первой половины XIX в. Половина рукояти железная, с напаянным тонким серебряным листом, украшенным гравировкой и чернью. Орнамент симметричный, стилизованный, растительный. По центру сверху вниз размещен черневой стебель, в середине которого расположен круг с шестиконечной звездой; в середине звезды – восьмилепестковая розетка. Остальная часть заполнена трёхлепестковыми листьями».
Э. Аствацатурян показала мне коллекцию восточного оружия ГИМа, и я убедилась, что грозное оружие кавказских воинов конца XVIII – первой половины XIX века – сабли, ятаганы, шашки – действительно имели очень изящные, красивые рукояти. Ятаган – холодное колющее и рубящее оружие, обоюдоострое, составляет середину между саблей и кинжалом, употреблялось в Азии и на Кавказе. Большой знаток этой темы, Э. Аствацатурян много рассказывала о том, какое огромное значение имело оружие на Востоке, и подарила мне свою только что вышедшую книгу «Оружие народов Кавказа». М., 1995 (здесь и далее использованы сведения из указанной книги Э. Аствацатурян).
Для воинственных народов, населяющих кавказские и азиатские страны, оно было не только средством вооружения – хотя, конечно, в этом состояло его главное назначение. Производство оружия у горцев было высоко развито издавна. Изготовленное известными мастерами, отделанное серебром и золотом, оно имело само по себе высокую материальную ценность, служило предметом торговли, обмена, входило в плату за невесту, использовалось в важных расчетах. Каждый горец с двадцати до шестидесяти лет считался воином и обязан был иметь полное вооружение.
Изготавливалось оружие практически в любом селении, но существовали и специализированные центры: Кубачи, Амузги, Казанище и др.; они славились далеко за пределами Кавказа. С другой стороны, большой популярностью на Кавказе пользовались западноевропейские и азиатские клинки. Рукояти и ножны к ним делали кавказские умельцы, при этом отделка их отличалась изяществом и высоким мастерством. Чаще всего это было серебро с гравировкой, чернью и позолотой – наиболее популярный вид отделки оружия в XVIII–XIX веках. Чернью по серебру наносились оригинальные узоры, чаще всего стилизованные растительные орнаменты. По-кубачински они назывались «тутта» и «мархарай», в других местах иначе. Два эти узора были основными. «Мархарай» («заросль») – асимметричный узор, в нем спирали и разводы, густо усаженные завитками, листочками и цветочками различной формы, разбегаются в разные стороны. Узор «тутта», т. е. «ветка», – симметричный. В основе его вертикально вытянутый стебель с отходящими симметрично в обе стороны завитками, листьями и цветами. Промежутки заполнялись мелким рисунком. Эту композицию мог выполнить только очень опытный мастер. Узор описываемой рукояти ятагана восходит к орнаменту «тутта».
Дальше необходимо было по возможности выяснить историю бытования ятагана. Естественным образом, в первую очередь мы попытались разыскать Н. А. Никифорова. К счастью, Николай Алексеевич был жив. В ответ на просьбу сообщить все, что касается описываемого предмета, Н. А. Никифоров (к тому времени уже девяностолетний, ослепший и больной) написал: «Время стерло подробности получения полручки сабли, как мне помнится, серебряной с чернью, изготовленной кавказскими мастерами, возможно, Кубачи. Есть знатоки, которые могут сказать: кем и когда сделана сабля.