Притяжение Андроникова
Шрифт:
– Константин Леонидович, долгие годы я был уверен, что, судя по фамилии и отчеству, Ираклий Луарсабович Андроников был грузином. Но слышал, что в его родне были и евреи…
– Знаете, в то время я ничего не знал о его еврейских корнях, и говорить с ним об этом, честно говоря, не приходилось.
Мама Ираклия Андроникова, Екатерина Яковлевна Гуревич, происходила из известной еврейской семьи, которая внесла заметный вклад в просвещение и культуру России, а дедушка, отец мамы Ираклия, Яков Григорьевич Гуревич, выпускник историко-филологического факультета Петербургского университета, был одним из основателей знаменитых Бестужевских курсов. В 1883 году он открыл в столице России частную «гимназию – реальное училище Я. Г. Гуревича», которое окончили многие будущие выдающиеся люди. Дедушка Ираклия также был автором многих фундаментальных
Ираклий Андроников был одним из немногих знаменитостей, который во времена брежневского «застоя» мог сказать: «Интеллигентный человек начинается там, где кончается пятый пункт…»
– Спасибо, Константин Леонидович, за интересные воспоминания.
ЮРИЙ ГАЛЬПЕРИН. Чародей и кудесник
В сентябре 1968 года, когда исполнялось шестьдесят лет Ираклию Луарсабовичу Андроникову, я думал о том, как лучше выразить нашу общую признательность этому замечательному мастеру в день его юбилея, тем более что Андроников лежал тогда в больнице после сердечного приступа. Правда, навестив Ираклия Луарсабовича в клинике, я увидел его в самой что ни на есть рабочей атмосфере. В небольшой палате стоял, наверное, специально принесенный почитателями-врачами письменный стол, уже заваленный книгами, папками из личного архива, а сам Андроников в теплой пижаме сидел за столом и что-то быстро набрасывал на листе бумаги.
Я посоветовался с Ираклием Луарсабовичем, какую из его давних, но еще не звучавших в эфире записей можно включить в передачу, – соскучились без него слушатели. Мне очень хотелось, чтобы передача прозвучала для Андроникова сюрпризом, и я решил попросить Чуковского, мнение которого необычайно ценил Андроников, сказать слово о юбиляре в «Литературных вечерах».
Ничего, понятно, не говоря Андроникову – кто ж уведомляет заранее о подарке! – поехал в Переделкино.
Корней Иванович охотно согласился и прочитал только что написанное слово об Андроникове для нового, пятого издания книги Ираклия Луарсабовича «Рассказы литературоведа».
Очередная передача состоялась за несколько дней до юбилея, и, открыв ее небольшим вступительным словом, я включил запись, сделанную у Чуковского в Переделкине.
– В справочнике Союза писателей, – начал Чуковский, – кратко сказано, что Андроников Ираклий Луарсабович – прозаик, литературовед, и только. Если бы я составлял этот справочник, я раньше всего написал бы без всяких покушений на эксцентрику: Андроников Ираклий Луарсабович – колдун, чародей, чудотворец, кудесник. И здесь была бы самая трезвая, самая точная оценка этого феноменального таланта. За всю свою долгую жизнь я не встречал ни одного человека, который был бы хоть отдаленно похож на него. Из разных литературных преданий мы знаем, что в старину существовали подобные мастера и искусники. Но их мастерство не идет ни в какое сравнение с тем, каким обладает Ираклий Андроников. Дело в том, что, едва только он войдет в вашу комнату, вместе с ним шумной и пестрой гурьбой войдут и Маршак, и Качалов, и Фадеев, и Симонов, и Отто Юльевич Шмидт, и Тынянов, и Пастернак, и Всеволод Иванов, и Антокольский, и Тарле. Всех этих именитых людей во всем своеобразии их индивидуальных особенностей художественно воссоздает чудотворец Андроников…
– Ираклий Андроников, – продолжает Чуковский, – каким мы знаем его в последние годы благодаря радио, кино, телевизору, – это новый, небывалый тип литературоведа XX века: всегда на ходу, на бегу, вечно спешит с чемоданом то в Нижний Тагил, то в Георгиевск, то в Северную Осетию, то в Кабарду, то в Тбилиси, то в Штутгарт, то в Мюнхен, то в замок Хохберг, то в замок Вартхаузен, – литературовед-скороход, путешественник, странник. Бросает дом и семью и в вагоне, в самолете, на пароходе, в авто мчится без оглядки за тысячи километров ради старой бумажки, на которой 120 или 130 лет тому
Стоит ли говорить, как растроган был нашим поздравлением Ираклий Луарсабович! Он тоже услышал его по радио.
С каким напряжением работал в эти дни московский телеграф, я понял, когда диктовал по телефону свое поздравление. Стоило мне только назвать адрес, как приемщица тут же продолжила:
– Андроникову!
– Верно! – И мы оба рассмеялись.
С Андрониковым я встретился впервые задолго до создания «вечеров», когда работал еще в редакции «Последних известий».
Летом 1949 года я приехал к нему, прочитав в газете короткую заметку о том, что писатель Ираклий Андроников обнаружил в городе Актюбинске уникальную коллекцию автографов выдающихся русских писателей, композиторов XVIII, XIX и начала XX века. Никаких подробностей больше не сообщалось, и прыткий репортер ринулся на Хорошевское шоссе, где жил тогда Ираклий Андроников.
Непременный советчик и строгий домашний критик (как потом мне стало известно) Вивиана Абелевна, жена писателя, впустила меня в комнату, все стены которой занимали книжные полки. Я осматривался, ожидая хозяина. В «просветах» между книгами – рисунок времен Лермонтова, старинный, с затейливой чеканкой пистолет, над тахтой в позолоченной раме картина. На письменном столе машинка, книги, пачки писем, стянутые аптекарскими резинками. На полочке письменного стола в два ряда стояли разноцветные маленькие томики. На их корешках надписи от руки: «Очередные поиски», «Необходимо прочесть», «Замечания самому себе».
Вошедший хозяин объяснил, что это не книги, а обклеенные картонные коробки с карточками, выписками, библиографическими заметками. Самая последняя и самая свежая коробочка – «Актюбинская находка».
Ираклий Луарсабович держался просто, и даже впервые пришедший гость мог рассчитывать на полное его расположение.
Об этой увлекательнейшей и весьма важной истории он тогда рассказал вот что:
– Чемодан, который мне посчастливилось обнаружить в Актюбинске в частных руках и доставить в Москву, в Центральный государственный литературный архив, заключал в себе полторы тысячи рукописей. Среди них оказались неизвестные письма Горького, Тургенева, Л. Н. Толстого, Достоевского; обнаружено пятьдесят писем и автограф рассказа «Попрыгунья» Чехова, автографы Ломоносова, Крылова, Державина, Герцена, Огарёва, Белинского, Лермонтова, Гоголя; документы за подписями Мазепы, Потёмкина, Екатерины II, Павла I, Александра I, Николая I; письма Суворова, Ермолова, Барклая-де-Толли, письма декабристов, фотографии с надписями…
Чтобы перечислить всех, пришлось бы назвать около пятисот имен деятелей русской литературы, искусства, науки.
– Кому же принадлежит эта необыкновенная коллекция?
– Некоему Бурцеву – ленинградскому библиофилу и коллекционеру, имя которого было известно лишь узкому кругу специалистов. Еще не все автографы прочитаны, работа над документами только начинается, и нам предстоит узнать много нового. Судите сами, – Андроников берет со стола листки с первыми расшифровками. – Вот, например, Карамзин пишет о ходе работы над «Историей государства Российского» и выражает уверенность, что труд этот будет им сделан «не к стыду века». Жуковский рассказывает, как идет у него перевод «Одиссеи». Один из друзей Грибоедова сообщает о том, что поэт «…вдался весь в музыку, что-то серьезное пишет…» Чернышевский в последний год жизни обращается к Авдотье Панаевой, своему другу, не забывшему его в дни ссылки, с предложением написать предисловие к ее мемуарам… Ну всего не перескажешь.
Я очень обрадовался, когда спустя двадцать лет нашел конспект этой нашей беседы, хранившийся лишь потому, что часть его написана рукой Андроникова, и хоть я был начинающим репортером, но понимал ценность такого автографа тоже…
Потом я встречался с Ираклием Луарсабовичем во время праздничных репортажей с Красной площади.
Пока подойдет очередь включиться в репортаж, участники передачи собираются группами и, чтобы скрасить томительное ожидание, развлекают друг друга всевозможными историями.