Притяжение II
Шрифт:
– Мы?
– Мы, мы, – он улыбался, бросая в зеркало заднего вида плутоватые взгляды. Но не на меня, а на автомобиль, который следовал за нами. Я обернулась. Это не автомобиль. За нами следовало два огромных куска железа явно военного происхождения. Мужчина повернулся ко мне лицом, ненадолго оторвавшись от дороги и улыбнулся. Его правая бровь рассечена. Значит, мое предположение верно.
– За нами что, БТР едет?
– Совершенно верно.
– Если не хотите, чтобы отец вам разбил что-нибудь еще, лучше остановитесь прямо сейчас.
– О, это не ради меня, уверяю.
– Как это понимать?
– Мистер Уэйнрайт гарантировал, что ты предпримешь попытки к бегству. Расскажешь о том, как удалось выбраться из закрытого багажника автомобиля в детстве?
Уму непостижимо! Отец рассказал ему об этом? Ладно, рассказал, собственный отец выступил против меня? Он же первым поддержал идею о том, чтобы я переехала к ним. Ну как, поддержал. Не высказывал ярого протеста.
– Как тебе удалось подговорить отца?
– Это он подговорил меня. Тактический план тоже разработал мистер Уэйнрайт. Поскольку он знает тебя от и до, попытки к бегству бесполезны. «Все пути отступления отрезаны».
Действительно, фраза отца. Не верю. Оглянулась назад, действительно за нами следовало два БТР. Наверняка знакомые папы. Да как так-то?
– А с чего вы решили, мистер Эллингтон, что я выйду за вас замуж?
– Выйдешь, выйдешь, – многозначительно пообещал он.
– Выйду? И… почему вы в этом так уверены? – мне уже было страшно спрашивать.
– Потому что, если не выйдешь, твоя мама отказывается с тобой разговаривать.
– То есть, ты еще и маму мою в это втянул? – гневно шипела я. Достойный сын своей матери! Многому у нее научился!
Мужчина довольно улыбался и уверенно вел машину. Меня всегда завораживало это выражение на его лице – сосредоточенное, властное. Тем не менее, вслух я негромко произнесла.
– Ну и нахал же ты.
– Не спорю! Хочешь платье?
– Какое еще платье?
– Отлично. Ты итак восхитительна. Но, если потом захочешь, мы всегда можем повторить.
– Что повторить?
– Нашу свадьбу, любимая.
– Не будет никакой свадьбы!
С этими словами мы въехали во двор Розы. Того самого загородного коттеджа, который стал первым приютом для нашей любви. Тем гнездышком, где мы действительно были счастливы. Мы сидели в машине. Он не открывал замки и повернулся ко мне, счастливо улыбаясь.
– Что вас так забавляет, мистер Эллингтон?
– Я люблю тебя, Амелия Уэйнрайт. Ты выйдешь за меня замуж? – в руках полураскрытая черная бархатная коробочка с обручальным кольцом. Красиво так поблескивает. Руки сами тянутся, чтобы взять и примерить.
– Нет! Тысячу раз нет! – гордо вскинув носик.
– Хорошо, – убирая коробочку в карман брюк. – Придется поработать с возражениями, прежде чем ты ответишь да.
– Не с чем работать. Я не отвечу да. И вообще, ты женат.
– Нет. Уже нет.
Прежде, чем я успела осознать услышанное, во двор
– Я не выйду за него замуж! – злобно сообщила всем присутствующим. – Можете расходиться. Никакой свадьбы не будет.
– Выйдешь, – улыбалась мама и тянула меня в дом. Отрезая пути к отступлению, тылы прикрывала Одри.
– Это у нее гормоны от беременности шалят, – во всеуслышание заявила предательница.
– Одри, хотя бы ты должна понимать, что я не выйду замуж за Генри Эллингтона. Я его ненавижу.
– Да, я все прекрасно понимаю. Именно от такой ненависти и рождаются дети, – подруга светилась от счастья. Краем глаза, поднимаясь на второй этаж, я заметила внизу свадебную арку и кого-то очень похожего на святого отца.
– Это что, священник?
Мама только угукнула.
– Я не стану. Ну не стану я. Пусть отправляется в свой приход, грехи отпускать. Наверняка прихожане знатно нагрешили!
– Хорошо-хорошо. Только сначала мы тебя переоденем. Выходить замуж в дорожной одежде как-то не солидно, – меня втолкнули в одну из комнат, в которой к моему похищению и насильственной выдаче замуж было все готово. Платье, пусть и не свадебное, но однозначно нарядное, нежного кремового цвета, было тщательным образом отглажено, щипцы парикмахера – подогреты, а маникюрщица уже подобрала лак для моих ноготков.
Меня переодели. Причем моего вмешательства совершенно не потребовалось. Пригрозили, что если буду брыкаться – свяжут. Усадили за столик. Пока парикмахер крутила кудри, маникюрщица красила ногти, а визажист трудилась над выражением неописуемого счастья на моем лице, мама проводила урок идеологического воспитания.
– Ты любишь его?
– Нет, – без заминки выпалила я заученный ответ, наблюдая за действиями маникюрщицы. Именно заученный. Нет – ответ, который твердил мой разум.
– Амелия. Я тебя серьезно спрашиваю. Тебя. Твое сердце…
– У меня нет сердца, мама. Он постарался.
– Да. И все исправил. Он любит тебя, Амелия. А по какой ты, думаешь, еще причине дал отцу себя ударить? А потом убедил его в своей бесконечной преданности тебе. Да ты бы их видела. Они до самого утра обсуждали, как изъять непокорный объект, доставить на нейтральную территорию и заставить ответить «да».
– То есть скоро последует часть, где меня будут заставлять?
Мама и Одри таинственно улыбались и переглядывались. Мне стало страшно от подобного коварного единодушия. Никак зараза интриганства передается воздушно-капельным путем. Когда раздался стук в двери, страх усилился. Мое атласно-шелковое платье было расправлено, локоны аккуратно уложены, и все вытянулись по струнке.
– Что?
– Впусти его, – улыбнулась мама.
– Вот еще! Невесту до свадьбы видеть не положено, – это же непреложная истина.