Приватная жизнь профессора механики
Шрифт:
– Ты же знаешь - стальник в избытке! Сколько?
– по-деловому подошёл к вопросу Моня.
– Моня, дорогой, я у тебя видел стеклянную кружку Эсмарха, далеко ли она?
– спешно откупоривая пузырьки, спросил я (для тех, кто не знает - кружка Эсмарха - это ёмкость для клизмы).
– Ты что, шизанулся, зачем тебе кружка Эсмарха?
– удивился Моня, но кружку достал.
Я залил туда грамм триста настойки стальника, разбавил таким же количеством воды, попробовал прямо из кружки на вкус и, закрыв краник на клистире, ввёл последний куда следует.
–
– потребовал я.
– У меня нет второй кружки Эсмарха!
– взвизгнул ошалевший Моня.
– Зачем? Зачем тебе кружка Эсмарха? Ведь у тебя нет ненормальной бабы, которая не позволяет тебе выпить. Ты - счастливый человек - у тебя сейчас вообще нет бабы! Никто не экспериментирует над тобой, никто не командует тобой, никто не изменяет тебе, никто не исчезает из дома на ночь! Пей, дорогой, как человек - из стакана!
– произнёс я пылкий, но выстраданный монолог.
Мы чокнулись с Моней - он своим стаканом, я - кружкой Эсмарха; я открыл краник и поднял кружку повыше.
– О, я понял!
– вдруг взволнованно прокричал Моня, - я сделал открытие! Вот почему в песнях поют: 'Поднимем кружки!' Видимо, в старину все делали так, как ты сейчас, и чтобы жидкость пошла в организм, поднимали кружки, как и ты! Но я не понимаю, зачем тебе сейчас понадобилось пить таким странным способом?
– Потому, что и у тех древних мужиков, как и у меня сейчас - бабы были садистками и не позволяли выпить, а по прибытию домой - обнюхивали. А этому способу меня знакомый шофёр научил из Тольятти. Ни один гаишник не мог догадаться, пока кровь на пробу, наконец, не взяли. Действует сильнее и запаха нет!
Я дождался, пока вся жидкость вытечет из кружки, потом вымыл её и поставил на место.
– Ты хоть закуси, там же больше поллитры!
– и Моня протянул мне здоровенный огурец.
– Не влезет!
– заявил я, критически взглянув на габариты огурца.
– Извини, зарапортовался!
– пробормотал Моня, - а ведь выгодно - и закусывать не надо!
Я бегом бросился в Кунцево, ведь спиртное, употребленное таким образом, действует гораздо быстрее, чем через желудок. Когда я звонил в дверь Тамары, меня уже хорошо 'забрало'.
– Нажрался!
– с кровожадной улыбкой констатировала мисс Тамара-грозная.
– Постыдись, филолог - тихо ответил я ей, - Моню без лифта на горбу тащил - не полезли носилки в лифт и санитары стали уезжать. А человек умирает - с животом что-то у него. Ну, взвалил я его себе на спину и потащил по лестнице! Устал, еле хожу, а ты: 'нажрался, нажрался!' Можешь обнюхать, если не веришь!
Тамара Витольдовна деловито приказала: 'Дыхни!
– и по-овчарочьи обнюхала меня.
– Извини, погорячилась!
– признала свою ошибку Витольдовна, и ласково пропустила меня к себе в квартиру.
– Знала бы, дурочка, где нюхать надо было, не то сказала бы!
– мелькнула у меня крамольная мысль, но я тут же отогнал её.
Ещё один сюрприз устроила мне Тамара Витольдовна, но уже в октябре, и в городе Киеве. Предыстория такова. Защищал диссертацию у
Одним словом, защита прошла блестяще, и Юра пригласил меня к себе в гости в Киев.
Летом мы с Тамарой Витольдовной уже были в Киеве, погостили у Оси Юдовского, там же где раньше я останавливался с Тамарой Ивановной. Конечно же, мне пришлось 'отпрашиваться' у Оли и Тамары-маленькой, дескать, маму в Сухуме навестить надо.
А Тамара Ивановна сама отпросилась у меня на Чегет, где стала бывать последнее время. К Маше как раз приехал 'на побывку' её муж-капитан, причём на всё лето. Лика же, как замужняя женщина поехала со своим генералом куда-то в военный санаторий. Страсть как не хотела ехать, но брак обязывает!
Вот мы и провели лето в Киеве. Конечно же, характер свой Тамара-грозная проявляла, но выгнать меня из Осиной квартиры она уже не могла. Более того, в Киеве она была подчёркнуто деликатной, уступчивой и ласковой. Прикидывалась, конечно же, по необходимости! Но ей настолько понравилось в Киеве, что она упросила меня взять её с собой ещё раз в октябре, как раз после Юриной защиты.
Мы остановились у Юры в его однокомнатной квартире в девятиэтажном доме на Нивках, а сам Юра на время нашего пребывания ушёл жить к другу. Только просил присмотреть за его собакой Найдой, которую к другу было взять нельзя. Мы выпили, конечно, у Юры; он пробыл с нами до позднего вечера, чуть ли ни до полуночи, а потом поехал к другу. Я вышел во двор вместе с Юрой и Найдой, которую надо было выгулять.
Я вышел в майке и спортивных брюках, Найда сделала своё дело, и мы пошли обратно домой. Войдя в подъезд, я остановился, а куда дальше идти - не знаю! Ведь я не только не посмотрел на номер квартиры, а даже этажа не запомнил! Зрительной памяти - никакой, а, кроме того, я был сильно выпивши. Сели в лифт, я пытаюсь поднять Найду, чтобы она хоть носом ткнула в нужную кнопку, но она только визжит и отбивается.
Вышли снова во двор: я знаю, что у Юры балкон выходит туда, что этаж не первый и не последний. А какой - хрен его знает, балконы все одинаковые. Начинаю кричать вверх: 'Тамара, Тамара!'. На балкон вышли две тётки: 'Чего надо?'.
– Ничего, я свою Тамару зову - отвечаю я.
– А ты не ори среди ночи, а поднимись к своей Тамаре и там с ней разговаривай! А то милицию вызовем!
Тогда мы снова зашли в подъезд - на дворе нулевая температура, весь дрожу от холода. Найда испуганно смотрит мне в глаза и подвывает. Что делать, садимся в лифт и останавливаемся на каждом этаже. Выходим в длинный коридор, подвожу собаку к каждой двери - вдруг узнает квартиру.
Наконец, на пятом этаже Найда уверенно свернула направо и пошла в самый конец коридора. Звоню в дверь, готовый к извинениям, но дверь открыла злорадно улыбающаяся Витольдовна.