Привет эпохе
Шрифт:
Одним словом, он нас заинтриговал. На местном базарчике мы купили свежей баранинки, хорошего рису и всего, что необходимо для приготовления плова. Старик-чайханщик принял нас приветливо, забрал продукты и без лишних слов удалился к очагу. Те два часа, что он колдовала возле казана, пролетели для нас незаметно – после изнуряющего зноя долины, мы просто опьянели от свежего горного воздуха и сладко дремали, удобно облокотившись на узбекские национальные подушки-валики. Разбудил нас невероятный аромат, а когда мы окончательно проснулись, то увидели перед собой истинное произведение кулинарного искусства. Описывать еду – дело зряшное. А посему поверьте на слово – те, кто не бывал в той чайхане, о настоящем плове
– Приезжай, сынок, – согласно заулыбался чайханщик. – Обязательно приезжай. Я люблю, когда людям хорошо.
Как-то раз в мой редакционный кабинет позвонил из проходной дежурный милиционер и доложил:
– К вам тут какой-то старик просится. Говорит, из Шахимардана приехал и вас, вроде, знает.
С кем только не приходится встречаться в командировках. Я не стал напрягать память и вспоминать пока неведомого мне старика, а просто попросил дежурного проводить приезжего в кабинет. Через несколько минут на пороге показался старик, в котором, хотя и не без труда, признал я знаменитого чайханщика. К старикам в Узбекистане всегда уважение особое, обычаи требовали угостить человека с дороги чаем, расспросить о здоровье. Он в свою очередь тоже должен был поинтересоваться подробно о моем самочувствии, успехах в работе, благополучии семьи. Но дед, едва присев на краешек стула, произнес с непередаваемой болью: «Беда у меня, сынок, помоги», и по старческим щекам его потекли крупные, как горошины, слезы.
Как мог, успокоил я старого Яхшибая, а потом долго выслушивал его горестную историю. Его внука, Эргаша, минувшей весной призвали в армию. Дед отправился на вокзал, в город, провожать своего любимца. На перроне сунул внучку свернутую в трубочку пятирублевку. Эргаш отказывался, зачем, мол, в армии деньги. Дед настаивал – пригодятся. Эх, знал бы старый, сколько горя принесут эти несчастные пять рублей всей семье, и какие страдания придется пережить из-за них Эргашу.
Не успел паренек преступить за ворота стройбата одной из Подмосковных частей, как к нему тут же подошли трое «стариков», среди которых был и один узбек. Эргаш было обрадовался, вот здорово, земляка встретил, не так одиноко будет. Но земляк и не думал интересоваться о доме. Деловито спросил: «Деньги есть», и, увидев, что мальчишка замялся с ответом, молча стал обшаривать карманы. Обнаружив злосчастный пятерик, «старики» недолго посовещались и вынесли вердикт: после отбоя явишься в умывальную. Не смея ослушаться, Эргаш после отбоя поплелся в назначенное место. Плохие предчувствия его не обманули. С порога он получил оглушительный удар пряжкой по голове и упал, как подкошенный.
Его жизнь превратилась в сущий кошмар, кромешный ад. Каждую ночь, после отбоя, его вели в умывальную комнату и били. Да что там били, попросту истязали, в самом буквальном смысле этого слова. Он утратил ощущение реальности. Днем на него орали сержанты, офицеры – оглушенный от истязаний он ничего не мог понять, окрик «ну ты, тупой» теперь даже как оскорбление не воспринимал. Никто вокруг, ни офицеры, ни солдаты и сержанты, словно и н6е видели, что у новобранца Яхшибаева каждый день появляются все новые синяки, кровоподтеки, ссадины. А ведь так продолжалось, ни день, ни два, Три месяца!
Каждую ночь мучители совершенствовались в своем садистском мастерстве и наконец придумали очередное «наказание». Как-то ночью сержант объявил Эргашу;
– Вот у нас, шестерых, скоро дембель. До утра ты должен начистить шесть пар наших дембельских сапог и до блеска надраишь пряжки ремней. Когда закончишь, позовешь нас. Каждый «дембель» на прощание ударит тебя по разу и, если выживешь, – живи.
Как ни странно, он обрадовался: сам себя утешил тем, что осталось всего-то
– Плохо почистил, засранец. В таких сапогах и в родную деревню ехать – стыдоба одна. Так что битьем не отделаешься. Они лениво ударили, каждый по разу, а потом соорудили из ремня петлю и велели Эргашу… вешаться. В этот как раз момент и заглянул в умывальник один из прапорщиков. Моментально поняв, что здесь происходит, он лишь пожурил «дедов»:
– Это вы, конечно, зря. Такие вещи в части делать негоже. Ну, вывели бы за ворота, а то ведь надо, что придумали…
Тем ни менее, Эргаша он забрал с собой и по дороге в казарму сказал наставительно:
– Забьют тебя, чурка, как пить дать забьют. Ты вот что, ты поутру тикай к командиру роты и просись, чтоб тебя в другую часть перевели. Здесь житья не дадут.
Едва прозвучала команда «подъем» Эргаш побежал к командиру. Путаясь, то и дело вставляя в русскую речь узбекские слова, он попросил о помощи. Старлей в ответ лишь кивнул и царственным жестом указал солдату на дверь. Ночью Эргаша выдернули из теплой постели, в одних трусах и майке выволокли из казармы и заволокли в какой-то сарай. Здесь ему зачитали «приговор»: за попытку утаить деньги, за непослушание «дедам» и за «стукачество» рядовой Яхшибаев приговаривался «к смертной казни через ток высокого напряжения». Руки и ноги Эргаша обмотали проводами, стали колдовать возле электрощита, но в этот момент что вспыхнуло, запахло паленным и все вокруг погрузилось во тьму. «Деды» чертыхнулись, сказали, что «казнь переносится на завтра» и, гогоча, удалились.
Терпеть и ждать смерти он больше был не в силах. В ту же ночь рядовой Яхшибаев, как писали потом в официальных бумагах, дезертировал из воинской части. Не зная дорог, шел неевсть куда. К утру забрел в какую-то деревню. Пожилая сердобольная женщина покормила его, смазала раны йодом, как смогла, перебинтовала. Соседские мальчишки, по ее просьбе, живенько собрали и принесли тапочки, бриджи, рубашку. Даже еды и немного денег, на проезд в общественном транспорте дали ему с собой, объяснив как добраться до Казанского вокзала.
Сжалился над бедолагой и проводник скорого поезда «Москва-Ташкент», взял безбилетного пассажира, в служебном купе устроил на верхней полке, всю дорогу кормил, да, в основном, зеленым чаем отпаивал, который, как считал сердобольный проводник, от всех болезней – лучшее снадобье. Не стал скрывать железнодорожник от Эргаша, что мытарствам его вряд ли конец пришел:
– Теперь тебя воинское начальство дезертиром объявит, искать начнут, потом судить будут. Но ты сильно-то не переживай, теперь за дезертирство не расстреливают, так что, скорее всего, просто в тюрьме пару лет отсидишь, – своеобразно утешил проводник беглеца и посоветовал, на всякий случай, домой идти ночью, когда никто не видит.
Так он и поступил, добравшись, наконец, до родного кишлака. Выждал, когда наступит ранняя в горах темнота, зашел в родной дом и рухнул на пороге. А через сутки, поздней ночью, отец отвез сына высоко в горы, где в полуразвалившейся хижине стал лечить травами, да собственного изготовления настоями. Дед же, никому из односельчан ни сказав ни слова, отправился искать правду в Ташкент. В дорогу взял с собой лишь небольшой рюкзачок, где наиболее ценным, как сам считал, были многочисленные визитные карточки гостей, бывавших в его чайхане и произносивших в честь волшебника-ошпоза по-восточному цветистые хвалебные тосты и обещавшие, в случае чего, любую помощь и содействие.