Привидения являются в полдень
Шрифт:
— А мне? Мне тоже надо быть осторожной?
— А как вы думаете? — Следователь потер лицо рукой и снова уселся напротив Кати. — Я вам прямо скажу, что такие дела ненавижу. Больше всего.
— Ненавидите разговаривать с будущими жертвами? — уточнила Катя. — Или ненавидите маньяков? Вам случалось уже заниматься подобными делами?
— Это моя специальность.
— Тогда вы ненавидите свою специальность, — вздохнула она. — Что ж, бывает…
Следователь никак не прокомментировал ее замечание, а предложил ей ответить на
А он тем временем задавал вопросы:
— Когда вы виделись в последний раз с Ардашевой?
— Позавчера, пятого мая. Я у нее стриглась. Я всегда стригусь у нее.
— Вас не было в списке, который мы у нее нашли.
— В списке?
— В списке, куда она вносила желающих подстричься у нее в тот день. По записи.
— А, ничего удивительного, она меня никогда не вносит… — начала было Катя, а закончила, после запинки, куда тише: — Не вносила. Стригла без очереди. Как старую знакомую.
— О чем вы говорили?
— Не помню. Ни о чем.
— Как так? — Он поднял на нее усталые глаза, перестав чиркать ручкой в блокноте. — Прошу вас вспомнить. Вы сами понимаете, что это важно. Ну, например, не говорила ли она, что у нее неприятности? Что кто-то ее преследует, что она встретила недавно старого знакомого и тому подобное?
— Вот как раз ничего подобного, — возразила Катя. — Надо знать Иру. Она никогда не жаловалась ни на что. На личные дела тем более, была сильной личностью, так все и считали, еще со школы.
— Прекрасно, но о чем-то вы все же говорили? Никогда не поверю, чтобы парикмахер стриг кого-то молча, особенно своего знакомого.
— Ну, о чем-то, не более… Она говорила, что хотела бы отдохнуть в этом году где-нибудь за рубежом, спрашивала меня, где дешевле и лучше. Я рекомендовала ей Словакию. Я работаю в турагентстве, — пояснила она следователю. — Со мной консультируются многие мои знакомые.
— Прекрасно. Что-нибудь еще? Какие-нибудь имена называла? Может, кто-то назначил ей встречу и она торопилась вас постричь и уйти?
— И снова нет. Я повторяю, не было сказано ничего особенного, вообще ничего, что запомнилось бы. Она просто болтала ни о чем. Говорила, что мне надо остричься покороче, чем обычно.
— Почему?
— Ну, это надо было спрашивать у нее… — вздохнула Катя. — Я осталась недовольна результатом. Во всяком случае, я привыкла к чему-то другому. Я всегда стриглась у Иры и не ожидала ничего радикально нового. Пожалуй, вот единственная необычная подробность нашей встречи — моя стрижка. Я чуть не заплакала, увидев, что она мне настригла. Будто назло.
— Будто или все же назло? — Следователь внимательно смотрел на нее. — Вы поссорились с Ардашевой? В тот день или
— Никогда, — отчеканила Катя. — Во-первых, мы редко виделись, чаще всего именно когда я стриглась, а потому у нас никогда не возникало серьезных разногласий. Если и были, то какие-то бабские пустяки, вроде несходства вкусов в одежде или еще в чем-то.
— Но все же вы считаете, что в тот день она была настроена несколько необычно?
— Постригла она меня необычно, а настроена была самым обычным образом, — пояснила Катя. — Нет, ничего необычного не было. Я бы заметила.
— Хорошо. — Он провел у себя в блокноте горизонтальную черту. Катя это отметила по движению ручки. — Теперь расскажите, что вам известно про жизнь вашей подруги.
— Обычная жизнь. Не тема для разговора… — Катя пожала плечами. — Работа и сын.
— Она одна воспитывала ребенка?
— Да. Отца никто не знал.
— То есть они не были в разводе или в ссоре? Его просто не знали? Так я понял?
— Не так. Ира, конечно, знала отца. Она не из тех, кто может родить от случайной встречи. Я уверена, что она потерпела какую-то личную катастрофу. После этого она замкнулась еще больше, хотя и прежде общительностью не отличалась.
— Когда это случилось?
— Что именно?
— Катастрофа.
— Тогда же, когда она забеременела. Ее нельзя было узнать. «Не подходи — убьет», как линия высокого напряжения. Потом она стала потише, но все равно что-то в ней перегорело. Наверное, она надеялась на семью. А вышло иначе.
— Еще что-нибудь можете добавить? Ее старые приятели? Друзья, сожители? Знаете кого-нибудь?
— Никого.
— Но что-нибудь слышали о них? От нее самой или от подруг? Как я понял, вы вчетвером дружили очень тесно.
— И это нас погубит… — пробормотала Катя.
— Что вы говорите?
— Ничего, глупости. Странно, что кому-то помешали мои подруги и могу помешать я сама. Надо быть настоящим маньяком, чтобы додуматься до такого. Вы действительно уверены, что это может быть кто-то из наших знакомых?
— Не важно, в чем я уверен. Пока об этом рано говорить. Что ж, раз вы больше ничего не можете рассказать об Ардашевой, перейдем к вашей второй подруге.
Катя машинально оглянулась на дверь. Он перехватил ее взгляд и спросил:
— Какие отношения были у Салаховой с мужем?
— Плохие… — Катя не сразу решилась сказать это, но все же сказала. В таком деле она боялась скрывать или вуалировать что-либо. Она прекрасно понимала, что это может обернуться чем-то серьезным. — Она мне пожаловалась на его неверность.
— Вчера?
— Во время нашего вчерашнего разговора. Я к ней заехала по ее просьбе, хотя в общем-то встретились мы чисто случайно, спонтанно.
— Почему — случайно?
— У меня оказалось дело в этом районе, по работе. И вышло так, что Лика про это узнала и просила меня зайти, поговорить.