Привидения являются в полдень
Шрифт:
Дима налил себе пива и предложил Кате. Она согласно кивнула, взяла стакан и снова уставилась на него. Дима пожал плечами — как будто виновато.
— Я никому никогда не рассказывал этого… — Он смотрел на пиво в своем стакане. — Не знаю, почему я тебе все это говорю… Наверное, потом мне придется пожалеть об этом.
— Почему? — мягко спросила Катя. — Ты ведь не думаешь, что я буду кому-то это пересказывать?
— Что ты… Я думаю, что ты меня станешь жалеть. Ах, мол, какой ты был несчастный! Не хочу так. Хочу, чтобы ты любила меня не потому, что мне было плохо. Я хочу, чтобы ты меня любила потому, что любишь. Это возможно?
— Конечно. Но я не буду тебя жалеть, если ты не хочешь. Хотя это трудно будет
— Хорошо. Значит, я тогда убежал из дому. Слонялся по улицам. Думал броситься в Москву-реку. Даже такие мысли были. — Дима усмехнулся. — Потом я вдруг разозлился. Почему я должен умирать, а она жить? Почему? Я захотел ее убить… Ты меня осуждаешь?
— Нет, — твердо сказала Катя. — Если ты еще любил отца, тогда эти чувства мне понятны.
— Я не буду врать, что очень уж любил его. Дело в том, что меня-то никто как следует не любил. Ни отец, ни она… Может быть, отец потому так сухо держался со мной, что я был свидетелем ее распутства. А может, еще и потому, что внешне я на нее очень похож. Вылитая она. Мне самому это было препротивно, каково же было ему?
— А развестись с ней он не мог?
— Вылетел бы из партии… Тогда знаешь как строго было! Короче, выхода не было. Мне пришлось вернуться домой. Мать была тише воды, ниже травы… Несколько дней никого не приводила, только звонила все время кому-то по телефону. Потом появился дед.
— Дед?
— Да. Я про него ничего тебе не рассказывал? А ведь это в его квартире мы живем. Мать живет на прежнем месте. Но я там никогда не бываю. Короче, дед — отец моего отца — взял надо мной покровительство. Он был крупный ученый, по какой-то узкой специальности… Это было связано с исследованиями морского дна, кажется… Не важно. Я стал жить у него. Он меня, наверное, и любил… Один он. Я жил тут, но иногда переселялся к матери. У них была такая договоренность. В те дни, когда я там жил, она никого не водила. Короче, благопристойность была соблюдена. Я больше не видел ее любовников. Но я знал, что они есть. Дед много занимался мной. Я стал совсем другим человеком. Я его тоже полюбил… Так мы и жили, пока дед не умер. Он прописал меня тут, в своей квартире, и я стал наследником. С матерью виделся еще реже. Работал. Потом создал фирму. Что было потом, ты знаешь. Это все.
Какое-то время они молча сидели друг против друга. Потом Катя положила руку ему на плечо:
— Знаешь… Если бы ты рассказал мне все это раньше…
— Ты ушла бы от Игоря?
— Нет, но я относилась бы к тебе по-другому.
— Вот, начинается! А ты не можешь относиться ко мне просто как к человеку, даже если бы не знала моего прошлого?
— Могу. Но гораздо лучше все знать. Я не потому говорю, что меня грызло любопытство… Просто лучше знать. Прости меня, если я тебя чем-то обидела.
— Я тебе все заранее простил. И прошлые обиды, и будущие.
— Постараюсь, чтобы в будущем их не было.
— Ты идеалистка, — улыбнулся Дима и прижал ее пальцы к своей щеке. — Знаешь, мне так не хочется отпускать тебя одну в Индонезию! Поехал бы с тобой… Вместе бы обшарили эти острова… Но не могу.
— Ты же говорил, что приедешь туда?
— А если не приеду — ты очень огорчишься?
— Очень. Ты же обещал…
— Ну, пока я ничего не могу сказать определенно. Тут кое-что надо отладить. Я не могу бросить дела.
— Ах, Димка, Димка… — покачала она головой. — Любишь ты выкладывать правду по частям! Сначала ты говорил, что мы поедем вместе, потом — что приедешь попозже, а теперь — что вообще не приедешь… Да Бог с тобой. Сама управлюсь.
— Да? Вот молодец! — обрадовался Дима. — Слушай, я что-то рассентиментальничался, а между тем у меня есть дела… Ты ничего не имеешь против, если я уеду сейчас на пару часиков?
— Да ради Бога. — Катя прикинула про себя возможность
— Так я побежал!
Дима сразу превратился в прежнего Диму — веселого, резвого, словно налитого неуемной энергией. Он вскочил, быстро переоделся в комнате, схватил какую-то папку и, прокричав Кате: «Не скучай!», хлопнул дверью. Катя посмотрела в окно, как он отъезжает в своей машине, и подняла телефонную трубку. Мать была дома, смотрела какой-то сериал. Кате даже показалось, что она совсем не обрадовалась, что дочь наконец-то ей позвонила.
— Мама? Как ты? — осторожно спросила Катя. — Знаешь, нам бы надо увидеться…
— Что-то случилось?
— Да кое-что… Нет, ничего страшного… То есть было страшное, но не со мной… Ты ведь ничего не знаешь…
— Так приезжай! — воскликнула мать. — Давай прямо сейчас! Надеюсь, с Игорем все в порядке?
Это был самый обычный вопрос, который мать задавала всегда, когда Катя ей звонила, но сейчас он очень затруднил Катю — как на него следует ответить? И она осторожно сказала:
— Не совсем… Ах, мама, да не переживай ты так! Все живы и здоровы!
— Неужели вы поссорились? — изумилась мать. Она ничего не знала об истинной причине охлаждения, появившегося между Катей и Игорем, но об этом охлаждении знала прекрасно. — Катя, ты опять что-то натворила?
«Мама всегда считала Игоря идеальным мужем, — подумала Катя. — И никогда не могла даже предположить, что он может сам завести скандал… Виновата всегда была я».
— Мам, давай не по телефону! — попросила Катя. — У меня есть свободный час… Я сейчас приеду.
— Для матери у тебя всегда есть только час, — раздалось в трубке. — Я тебя не видела уже две недели с лишним! А ты хоть бы раз позвонила!
Больше всего в словах матери Катю поразило то, что действительно с начала мая прошло всего две недели и два дня, а случилось с ней за это короткое время все, о чем она раньше думать не могла… «Надеюсь, что все уже случилось! — поправилась про себя Катя. — Остался развод, но это не представит трудностей, Игорь ведь согласен. Осталась Индонезия, в которой я ничего и никого не знаю… Алиса в Стране чудес… Впрочем, там будет Ричард…» Катя сказала матери, что она очень торопится и приедет прямо сейчас, пусть мать никуда не уходит. Она быстро собралась, надела отглаженный зеленый костюм — жилеточка без рукавов с большим вырезом на груди, ловкие брючки с разрезами внизу, сунула в сумочку деньги. «Обязательно куплю маме торт, — подумала Катя. — Это ее утешит в любой беде…» Мать у нее была сладкоежкой, стала такой сразу после смерти отца. Она действительно говорила, что сладкое ее утешает и приводит в хорошее расположение духа.
Сегодня было еще жарче. Солнце палило, на улице лежали совсем южные, тропически короткие синие тени. «Ну прямо репетиция перед Индонезией!» — подумала она. Катя быстро пошла по переулку к Сретенке. Там, впереди, неслись машины, шли люди, в переулке же никого не было. Был только один человек, кроме Кати, — высокий мужчина, который стоял у запыленной, разбитой витрины и глазел туда. «Что он там рассматривает? — пришло ей в голову. — Вот чудак… Пьяный, наверное…»
Мужчина, заслышав стук ее каблуков, обернулся и уставился на Катю. Очень бледный, очень худой, очень неприятное лицо — Кате он не понравился. Еще больше ей не понравилось то, что мужчина быстро пересек переулок и двинулся прямо к ней. Она прибавила было шагу, отвела в сторону глаза, но это не помогло — он встал у нее на дороге. Катя раздраженно поджала губы и попыталась обойти его. Ей снова подумалось, что он пьян, хотя стоял мужчина прямо, не шатался, от него ничем не приятным не пахло. Одет он был очень просто: джинсы, майка — но не неряшливо. Глаза голубые. Брюнет. Впалые щеки. Все это она успела рассмотреть, пока обходила его.