Привычка выживать
Шрифт:
– Думаю, вы с Питом можете прийти на вечеринку, которую устраивает один из министров, – Джоанна спрашивает, новый или старый министр, но этот ее вопрос игнорируется. Там будут рады увидеть таких знаменитостей.
– Очередной показ экзотических революционеров? – язвит Джоанна.
– К твоему чувству юмору там все, должно быть, уже привыкли, - парирует Эффи с прежней вежливостью, не поднимая голоса. – Но тебе все равно нужно будет выспаться перед мероприятием. Иначе твой яд тебя же и отравит.
Пусть Джоанна любит ответные удары, она не показывает вида, только подходит ближе, и говорит Эффи на ушко:
–
Вопросов больше не поступает. Эффи, смирившись с неизбежным присутствием рядом с Питом Джоанны Мейсон, торопливо прощается, и даже обнимает своего бывшего подопечного, вкладывая в его руку небольшой огрызок бумаги. Пит не видит ответов на все возникшие вопросы, Пит молча смотрит, как Эффи покидает его квартиру, и ему становится невыносимо находиться здесь. В глубине души он надеялся, что все закончилось, ему не нужно больше играть и быть кем-то, кем быть он не хочет. Он надеялся, все забудут про него, как про несчастного влюбленного, оставят его в покое, как капитолийского переродка, вычеркнут его из жизни, как душевнобольного. Но зажатая в его руках бумажка возвращает его на сцену. Опять без его собственного желания. Но теперь – без Китнисс Эвердин.
Одного.
В комнату Джоанны он заходит с задумчивым выражением лица, еще не зная, нужно ли втягивать Джоанну в ту трясину, из которой они оба хотели вырваться. Джоанна переодевается для прогулки, улыбается уголком своих губ, не стесняясь его присутствия.
– Эта крашенная кукла не так плоха, как я думала, - говорит она оживленно. – Ее зубки остались при ней даже после тюрьмы и сожительства с Плутархом. Хотя, конечно, она зря так чтит его. Она на него работает, но подобное подобострастие…
Джоанна замирает, когда Пит вдруг обнимает ее и утыкается носом в ее шею. Огрызок бумаги, содержащий только два предложения, написанных неразборчиво, перекочевывает к ней, но вслух она ничего не комментирует, шутливо отстраняясь и набрасывая на плечи одну из теплых кофт. Пит, скрестив руки на груди, ждет ее реакции. Джоанна расслабленно потягивается, зевает; сложно понять, когда именно она читает записку даже при пристальном наблюдении. Но Пит наблюдает, Пит замечает отточенные движения той, что участвовала в заговоре против собственной воли еще перед Квартальной Бойней. То, что написано на бумажке, врезается Питу в память. Два предложения. «Никому не верьте». И «Хеймитч срочно должен вернуться». Пауза затягивается, Джоанна делает вид, что не может вспомнить, о чем говорила.
– Она на него работает, - повторяет легкомысленным тоном, - но подобное подобострастие может стоить ей слишком дорого, - и опускает глаза.
Пит думает, что в его жизни слишком много Джоанны Мейсон. Он помнит, что она была похожа на тайфун, на стихийное бедствие, перед которым у него не было шанса устоять. Зачем она появилась в его жизни? Следить за ним для Аврелия? Или все-таки для Плутарха? Эффи просит их двоих никому не верить. Но Пит все равно сомневается. Он не может верить Джоанне Мейсон,
– Надеюсь, мой мальчик, теперь ты готов узнать всю правду.
Пит Мелларк не готов узнать всю правду. Пит Мелларк никогда не будет готов. Поэтому, чтобы не слышать этого вкрадчивого голоса, он целует Джоанну, как будто в последний раз, заставляет себя и ее забыться в объятиях друг друга. Сейчас беспамятство, пусть временное, кажется ему лучшим выходом из всех существующих как в прошлом, так и в настоящем, ловушек.
Впрочем, мертвый Президент может ждать вечность.
========== ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, в которой Хеймитч дважды молниеносно трезвеет ==========
Все светские приемы Капитолия похожи. Конечно, после революции гостей стали принимать реже и с меньшим размахом, одеваться стали чуть менее вызывающе, но старые привычки все время одерживали верх. К тому же, насколько Мейсон может судить о лицах собравшихся здесь людей, в светской верхушке Капитолия кардинальных изменений не произошло, и это если не считать нескольких растерзанных толпой повстанцев ярых сподвижников Сноу, их бесчеловечно убитых детей и жен. Призраки всех этих несчастных кровопийц почти неощутимы и Джоанна, пока не особенно сильно выделяясь из толпы, одаривает каждого из гостей емкой характеристикой. Шепотом, на ухо Питу, но тому все равно становится не по себе и от горячего дыхания напарницы, и от того, как она вызывающе прижимается к нему на людях, и от тех гадких слов, которые она говорит. Всех этих людей она узнала не от хорошей жизни. И не по собственному желанию. И не с лучшей стороны. Поэтому, для них у нее не находится хороших слов.
– Садист, - показывает взглядом на маленького седовласого старичка, - во время секса его тянет к наручникам и плетям, а еще его вид крови возбуждает, - отпивает из длинного узкого бокала, и чуть улыбается старичку, обворожительно, но с нескрываемым презрением. – У меня от него на память осталось несколько неприятных шрамов.
Пит успел изучить почти все ее шрамы из тех, которые остались после тотальной реставрации кожи. Он заставляет себя тоже улыбнуться и отсалютовать старичку бокалом, стараясь не представлять во всех деталях то, какую смерть этот человек заслуживает вместо улыбки.
– Этот, - Джоанна быстро опускает глаза, - специалист по маленьким девочкам. Его жена предпочитает маленьких мальчиков, но оба они бездетны, наверное, к счастью. Рядом с ними, вон тот, с красными волосами, тоже пренеприятнейший субъект. Импотент едва ли не с рождения, любит наблюдать. И использовать всякие неподходящие твердые предметы. Всеяден. Но щедр, - цокает языком, и хихикает, - хотя к чему его щедрость, если тебя нужно заново создавать себя по утрам?
Пит сжимает челюсть. Это была плохая идея, с самого начала плохая. Но Эффи так оживилась, когда они согласились вдвоем прийти на вечеринку, что стала казаться абсолютно безумной, но абсолютно узнаваемой. От переизбытка энергии ей даже пришло в голову потащить Джоанну по магазинам, и Мейсон отбивалась первые полчаса от этого предложения, едва ли не хватаясь за нож.