Привычное дело. Рассказы
Шрифт:
– Николай Иванович!
– Не могу.
– В последний раз, Николай Иванович.
– Сказал, не могу.
– Но ведь...
– Они у тебя скоро весь колхоз разворуют. Два стога. Шутка, что ли? Нет, нет. Про этого, что ли, жеребца-то хвастал? – Капитан поглядел в окошко, закурил. – Ничего вроде бы. Только ведь он у тебя на щетках. Как лапти копыта-то!
– Лапти? Ты, Николай Иванович, зря не заливай. У меня его кирпичники с руками оторвут. Только черта с два! Я его и за золотую валюту никому не отдам.
– Зачем его кирпичникам? Глину, что ли, такими ногами месить?
– Три уже раза звонили. Просят. Николай Иванович, Христом-богом. Давай по мелкому хулиганству, черт бы его побрал, дурака!
– Ничего себе дурак, два стога прибрал к рукам. Нет, нет, ни в коем случае. Судить. Пусть на даровых хлебах поживет.
– Николай Иванович!
– Сорок лет Николай Иванович! – Капитан яростно раздавил папиросу. – Сказал – нет, и дело с концом. Я тебя, когда можно было, выручал? Скажи, выручал я тебя, когда можно было?
– Ну, выручал...
– То-то что «ну». Мне за такие дела... Иди, скажут, Мария Магдалина... Мешалкой. Хватит уже миндальничать. Какой ты, к черту, председатель? Распустил, скоро печать сбонтят. Алё?
– Эх, Николай Иванович... Тебя бы на мое место. – Председатель надел пропотелую фуражку. – Ну и черт с ним! Пусть... Триста гектаров ржи сеять... Дожди пойдут... Где у тебя тут... этот... сортир, что ли?
– Налево, вниз, – сказал капитан.
Председатель хлопнул дверью, забыв про Ивана Африкановича.
– Давай, счастливо. А жеребца я у тебя куплю. Слышишь? – крикнул капитан вдогонку.
Но председатель уже не слышал. Вскоре через мостки простучали копыта жеребчика. Иван Африканович терпеливо стоял у двери. Начальник милиции немного посидел молча, потом вытащил папку с документами, устало шевеля губами, полистал. Нажал кнопку на столе.
– Смирнов!
– Я, товарищ капитан! – Коротконогий сержант вырос как из-под земли, козырнул.
– Эти двое из «Радуги»...
– Сидят, товарищ капитан. В предварительной.
– Оформить по декабрьскому.
– Слушаюсь.
– На всю катушку чтобы. По пятнадцати суток. Поедешь с ними... в «Радугу». Пусть там отрабатывают, а по ночам будешь в баню сажать. Алёу, девушка? Что там у вас с телефоном? Уснули, что ли? На всю катушку!
– Ясно, товарищ капитан. Разрешите идти?
– Да. Постой, постой, этот отпускник из Мурманска акт не подписал? Пусть здесь в поселке сортиры полмесяца чистит. Все ясно?
Коротконогий сержант козырнул и вышел, а капитан выдрал из папки несколько бумаг, медленно разорвал, бросил в корзину и только тут взглянул на Ивана Африкановича:
– Ну, что там у вас?
Иван Африканович замялся:
– Тут у вас Митька. Поляков фамилия. Значит, это самое, сидит...
–
– Митька. Поляков.
– Ну Поляков, ну Митька, дальше-то что!
– Я, значит, узнать... передачу и как что.
– Скажи спасибо своему председателю. Легко отделался твой Митька. Кто он тебе?
– Шурин.
– Можешь отнести передачу своему шурину, вон Смирнов туда пошел.
Капитан начал опять звонить, и Ивану Африкановичу ничего не оставалось делать, как выйти.
КПЗ была тут же, во дворе милиции. Иван Африканович с почтением поглядел на ворота, на окованные маленькие окошки, на собачью конуру. Дежурный взял пирог с рыбой и полдесятка яиц, сказал, что передаст, а сам опять равнодушно начал листать замусоленный журнал. Иван Африканович не уходил.
– Ну что? – спросил дежурный.
– Да это... поглядеть бы его.
– Не положено.
– Мне бы только на пару слов... это, значит... как он.
– Вот на работу их сейчас поведем, гляди сколько хочешь.
– Всех поведут?
– Всех, всех.
Иван Африканович сел на чурбашек, стал ждать, когда поведут Митьку на работу. Вскоре «декабристов» и правда вывели. Их вышло человек с десяток, все молодые ребята, а Митьки среди них не было, и Мишку, видимо, уже отправили, пока Иван Африканович перекладывался. Был один знакомый парень из Сосновки. Иван Африканович долго шел следом за ними. Куда же девался Митька? Он еще раз сходил к дежурному; тот сказал, что в камерах нет ни одного человека, и что все ушли, а камеры сейчас проветриваются, и что разговорчиков хватит, и что ему, Ивану Африкановичу, давно пора от него отвязаться. Ворота в КПЗ были распахнуты, дежурный ушел, пришлось уходить и Ивану Африкановичу.
В недоумении он приблизился к остановке грузо-такси. Где же Митька? Ну ладно, Мишку в колхоз отправят, а Митька? Иван Африканович затужил еще больше. Когда думал, что Митька в определенном месте и под охраной, что никуда не девается, ну отсидит пятнадцать суток – не беда, пока оставались эти твердые мысли, было вроде бы спокойнее. Теперь же Иван Африканович расстроился по-настоящему. Что же он, Иван Африканович, бабам-то скажет?
Домой приехал в полной растерянности, без аппетита попил чаю, Евстолье ничего про Митьку не сказал.
Почти в одно время с Иваном Африкановичем домой приехал Мишка с коротконогим сержантом. Сержант хотел запереть Мишку на ночь в Дашкину баню и уже наладил большой амбарный замок, Мишка и сам не отказывался. Но за чаем они выпили бутылку, потом еще, и, когда пришли коровы, Мишка уже обнимался с этим сержантом. Они хлопали друг дружку по плечам. Сержанта повалили спать на поветь... Дашка устроила ему полог от комаров, и он уснул как убитый. А Мишка и рассказал Ивану Африкановичу, что получилось с Митькой.