Приют изгоев

Лифанов Сергей Сергеевич

Мама Инди подошла к шкафу, занимавшему целиком одну стену, и показала, что где находится:

– Сюда кладите вещи, это будут ваши полки. А тут берите гамаки и одеяла.

Эйли деловито занялась обустройством. Она вытащила из ниши четыре гамака, столько же пухлых и легких одеял, поставила на освободившиеся полки сумки; Батену она велела взять одеяла, сама подхватила гамаки и пошла впереди него на веранду. Там она ловко натянула между стойками гамаки, кинула в каждый по одеялу и сочла поселение обеспеченным.

Батен печально огляделся.

Вот

он и прибыл на свои галеры.

НА УШКАХ

Восемнадцатый квадрат был стандартным, размером чуть меньше мили, на трех из четырех делянок сейчас работали люди на своих чудовищных трепалках; четвертая была пуста. Пока пуста.

– Вот здесь мы и будем работать, – пояснила Эйли.

– Тебя, кажется, привлекли к готовке…

– Ну и что? – сказала Эйли тоном этакой умудренной женщины. – Эта делянка – на три доли. Кратерис и Форнакс получают по доле, третью делим мы с тобой.

Батен посмотрел на нее с удивлением.

– А ты как думал? – продолжала Эйли. – Может, ты и считаешь, что это несправедливо по отношению к тебе, но ты ведь чужак и ничего не умеешь, так ведь? !

Батен невесело усмехнулся. Мог бы и сам догадаться.

– Поэтому ты будешь работать как все, а получать вдвое меньше, – закончила Эйли. – А я буду помогать тебе, помогать поварихе и учить тебя уму-разуму.

– Я выгляжу таким дураком?

– Нет, – честно призналась Эйли. – Но ты с Плато, тебе надо привыкать.

– Это мне уже говорили, – вздохнул Батен.

Они прошли по гребню перемычки, ограждающей делянку, и остановились на перекрестке пересечения разделяющих наделы стенок.

– Это и есть ушки? – спросил Батен, показывая на полощущиеся по воде лопушиные листья. Эйли кивнула.

– А мы должны их трепать? – спросил Батен.

– Ага.

– И что это значит?

Вместо ответа Эйли, как была в одежде, прыгнула в воду; ей было по пояс.

– Прыгай сюда. Я все тебе расскажу.

Батен прыгнул; вода была очень теплой и какой-то густой.

– Вот это ушки, – повторила Эйли. – Это такой моллюск. – Она неуверенно посмотрела на Батена: знает ли он, что такое моллюск.

Батен с серьезным видом кивнул – все-таки что-то он читал в училище.

– Он не кусается и вообще безобидный, – продолжила Эйли наставительно. – Живет он себе живет так шесть лет, и все это время похож вот на такой, – она показала сжатый кулачок, – камушек. Он в ракушке живет, чтобы его не съели, и приклеивается ко дну таким веществом – ушным клеем. А на седьмой год он решает размножиться. – Сказав «размножиться», Эйли хихикнула. – Для этого ему надо немного попутешествовать, и он начинает отращивать себе вот это самое ушко. – Эйли подняла лопух над водой и потерла его пальцами. Батен тоже потрогал шелковистый лоскут и сразу же почувствовал, что его ткань скользила под пальцами – она была двойной.

– Он дожидается периода штормов, – продолжала Эйли, – а потом надувает ушко и на

нем уплывает куда-то.

– Так это пузырь? – догадался Батен. Эйли кивнула.

– Ага, – понял Батен. – И что дальше? Эйли пожала плечами.

– Он уплывает, откладывает икру и умирает. Вот и все.

– Ага. – Батен ничего пока не понял. – А при чем тут мы?

– А мы хотим его обмануть. Если мы будем вот так вот то и дело теребить ушки, он оторвется от дна не в период штормов, а на месяц раньше. Понимаешь, он будет думать, что мы – это шторм.

– А просто так его ото дна нельзя оторвать? – спросил он.

– А ты попробуй, – посоветовала Эйли.

Батен вспомнил, как попробовал оторвать листок, и не стал.

Довод на счет штормов, однако, показался ему сомнительным. Он посмотрел на соседнюю делянку, где загорелый таласар деловито шлепал в своей трепалке по воде. Все сооружение качалось, шаталось так, что, казалось, оно вот-вот развалится, и чем-то напоминало Батену огромный ткацкий станок.

– А зачем?

Эйли не поняла.

– Зачем нужны ушки?

Она уставилась на него широко раскрытыми глазами. Потом до нее дошло:

– Ты? Не знаешь? Зачем? Нужны? Ушки? – Ее изумление было неподдельным. Кажется, она бы меньше удивилась, если бы у Батена вдруг выросли крылья, и он вспорхнул бы и улетел на свое Плато.

Батен терпеливо повторил:

– Да, представь себе, я совершенно не знаю, для чего нужны ушки. Вы их что – едите?

– Они несъедобные, – презрительно фыркнула Эйли. Потом рассмеялась: – Это же знают даже маленькие дети! Ведь без ушек не было бы Таласа, – сказала она так, будто повторила чьи-то слова.

– Да? – неопределенно произнес Батен.

Эйли вздернула подбородок и сказала, поведя рукой вокруг:

– Эта прекрасная страна называется Талас.

И эту фразу и жест она тоже позаимствовала у взрослых, но гордость, с которой фраза была произнесена, казалась неподдельной и не заимствованной.

Батен помимо воли огляделся. Унылая равнина, расчерченная под линейку и залитая водой, отнюдь не показалась ему прекрасной. Нависающая над ними так, что казалось – она совсем рядом – Стена, да, была хороша… Словом, определение «прекрасная» не совсем подходило для того, что его сейчас о, окружало. Да и – во всяком случае, формально – Талас не был совсем уж страной: наверху его считали частью Империи, ее вассалом и данником. К тому же… Он опустил глаза и сказал серьезно:

– Это твоя родина, не моя.

Эйли, впрочем, не поняла.

– Разве это не похоже на поля на Плато? – наивно спросила она. – Плоская зеленая равнина?..

– Совершенно не похоже, – ответил Батен. Думать об этом и вспоминать совершенно не хотелось, и он вернулся к прежней теме: – Из ушек делают морской шелк?

– И еще много чего, – оживилась Эйли. – Весь Талас держится на морском шелке и ушном клее.

Сверху на них упала тень. Батен поднял голову; на гребне над ними стоял Кратерис.