Приют одинокого слона, или Чешские каникулы

Рябинина Татьяна

– Геночка, ты сам как горная река!

Вадим подумал, что Лора, присмиревшая было после инцидента на Карловом мосту, вдруг снова осмелела и стала подкусывать Генку.

– А чего вы сидите, как на похоронах?

И он снова пустился в воспоминания о зимнем лагере, о танцах при свечах, о том, как катались с девчонками на санках - и самое интересное было свалиться вдвоем в овраг. О горе высотой в тысячу двадцать один метр, на самом верху которой был бар - но забраться туда было непросто,

потому что канатная дорога проходила по противоположному склону.

– Однажды я познакомился с двумя девчонками, чешками, - с эпическим подвывом излагал Генка.
– Мы катались на лыжах, они извалялись в снегу, вымокли. Я широким жестом снимаю куртку и отдаю одной из них. Чтобы дойти до лагеря. Она отказывается: ты, мол, замерзнешь. А я, с намеком, разумеется: не, йсем тепли. В смысле, ух, какой я горячий. Тут она куртку мою скинула, и обе они деру от меня. Я никак понять не мог, в чем дело. А Хлап мне потом объяснил: «тепли» - это все равно что по-русски «голубой».

– Останови, пожалуйста!
– сквозь зубы процедил Макс.

– А что?
– удивился Генка.

– Останови. Меня укачало.

Он выбрался из машины, отошел на два шага и остановился, глядя на темнеющий за полем лес.

– Ты заметила, - Лида повернулась к Оксане и зашептала по-заговорщицки, - Максик очень болезненно реагирует на все, что связано с голубизной. Тебе не кажется это странным?

– Заткнись, ты, корова!
– рявкнула на нее Лора.

– А я не с тобой разговариваю.

– Перестаньте, девчонки, - попыталась остановить их Оксана, но перепалка разгорелась не на шутку.

Генка смотрел на них с выражением доброго дедушки, почти что Санта Клауса.

– Миша, угомони свою кобру, пожалуйста, - обратилась к нему Лора.
– Она, когда орет, плюется. Глянь, всю заплевала. Нет, Лидуня, ты даже не кобра. Есть, говорят, такая змея особая, которая ядом плюется, аж на несколько метров. Или это все-таки кобра плюется?

В это время вернулся Макс, и все замолчали. Он сел не на свое место рядом с Лорой, а сзади, где лежали не поместившиеся в багажник сумки.

– Полегчало?
– с желейно-мармеладной интонацией спросил Генка, трогаясь с места.

– Слушай, сделай одолжение, помолчи. Голова разламывается.

– Промедольчику не желаете?

– Ты...
– задохнулся от бешенства Макс.

– Не возьму никак я в толк, от чего взбесился волк.

– Да заткнитесь вы оба!
– не выдержал Миша.
– Все заткнитесь!

Дорога впереди стала скользкой, и Генка все же замолчал, вынужденный быть осторожнее. Правда, иногда он так рискованно шел на обгон, что они только ахали. Вадим подумал, что он делает это нарочно.

Он все время держит нас в напряжении, думал

он. Ему нужен этот постоянный выхлоп эмоций. Нужно, чтобы мы постоянно раздражались, нервничали, злились. Чтобы мы ругались друг с другом. Но зачем?

Зачем? Этот вопрос преследовал его - постоянно, неотступно. «Ты никогда не делал зло ради... зла?» - вспомнил он. Но так не бывает! Это добро можно делать ради добра, а для зла всегда есть причина.

Горы показались как-то внезапно, вдруг. Надвинулись, заслонили небо. Блеклое солнце, которое всю дорогу словно играло с ними в прятки, потерялось окончательно. Здесь был снег - очень много снега. Дорога стала уже, она виляла и петляла, то поднималась, то спускалась. Иногда они ехали вдоль реки - узкой, но стремительной, странно зеленой.

В маленьком городке, похожем на рождественскую открытку, остановились.

– Извольте, Шпиндлерув Млин.
– Генка развел руками, словно показывал им свою вотчину.
– Я холодильник затарил, но все равно надо много чего купить. Если вдруг прогноз погоды сбудется, нас может на несколько дней отрезать от цивилизации. Не хотелось бы вводить вас в соблазн каннибализма.

Они зашли в небольшой, тесный магазинчик самообслуживания, где протиснуться между полками можно было только по одному. За кассой дремала пожилая благообразная пани с высокой подсиненной прической. Пахло в магазине... У Вадима томительно-сладко защипало в носу. Какой-то давно забытый, неуловимый запах - пряности, ваниль, кофе, конфеты, что-то еще... Такого запаха просто нет в повседневности, он где-то в другом измерении.

Накидав в допотопные проволочные корзинки с красными пластиковыми ручками всякой всячины, они подошли к кассе. Генка расплатился, завел с пани кассиршей какой-то учтивый неспешный разговор. Вадим снова подумал, что все это нереально: этот сказочный городок с узенькими заснеженными улочками, эти горы до самого неба. Нереальны они сами - все семеро.

Еще с полчаса они ехали по узкому горному серпантину. Навстречу не попалось ни одной машины. Полное безлюдье.

– Здесь что, вообще никто не живет?
– подавленная этим снежным безмолвием, испуганно спросила Лида.

– Ну почему же. Здесь живу я. И пара-тройка таких же одиноких слонов.

– Почему слонов? Может, волков?

– Ну, другие, может, и волки, а вот я - одинокий слон. Когда слону плохо, он уходит из стада и живет один. Пока не умрет.

– Фу, какие глупости!
– достаточно лицемерно скривилась Лида.

Дорога, а точнее, полузанесенная тропа, сделала широкий поворот. Они проехали по мостику, перекинутому через небольшой ручеек, и оказались у кладбищенского вида оградки из чугунных прутьев.