Приживется ли демократия в России
Шрифт:
Факторы формирования
Если мы проанализируем возможные истоки перечисленных свойств национальной культуры, то обнаружим, что они в основном относятся к сфере политических факторов, организации власти в стране и особенностям российского феодализма.
Т. Заславская называет следующие факторы, повлиявшие на формирование национальной культуры:
• гигантская, слабо заселенная территория, предоставляющая, с одной стороны, свободу (как волю), а с другой – требующая больших расходов на защиту границ и централизации власти. Первая часть утверждения кажется бесспорной, а вторая – сомнительной. Скорее, наоборот, для обороны границ не требовалось больших расходов, иначе большая территория не была бы такой большой;
• географическое положение между Западом и Востоком, влияние их культур. От
• суровые природно-климатические условия. С этим не поспоришь. Еще В. Ключевский писал о напряженном коротком трудовом лете и безделье во все остальные времена года, перемежаемом отходными промыслами.
К этим факторам можно прибавить православие, ориентированное на пассивные ценности – терпение, смирение, аскезу, а также многовековую традицию рабства (Заславская 2004: 56—57). Из перечисленных выше семи основных черт национального характера только одна (низкая производительность труда, привычка к чередованию короткого напряжения с длительным расслаблением, отсутствие склонности к систематическому труду) отчасти связана с объективным фактором – климатом. Еще можно предположить, что анархичность – российский вариант свободолюбия – как-то обусловлена размерами территории. Остальные, самые негативные черты (сакрализация власти и государства, низкая цена жизни человека, долготерпение, правовой нигилизм) обусловлены либо государственным деспотизмом, либо (такие, как недоверие к частной собственности и низкая достижительность) характерным для русского феодализма и советской системы отношением «власть – собственность», иерархической социальной организацией. По сути это тоже государственный деспотизм.
Я хотел бы заметить, что многие названные выше свойства нашего национального характера, признаваемые недостатками, обнаруживаются в культурах других стран, больших и малых, расположенных в разных климатических зонах. Это Латинская Америка, Ближний Восток, Индия. У всех них есть одна общая черта: это страны с пережитками аграрной полуфеодальной экономики, с устойчивыми традициями деспотизма. Мы в их ряду выглядим далеко не худшими, я бы сказал, совсем не безнадежными.
Необходимо видеть связь между спецификой нашего перехода к рыночной экономике и этими чертами национальной культуры: теневая экономика, рост преступности, хаотическая приватизация, коррупция – разве они не обусловлены анархичностью, недоверием к государству, правовым нигилизмом. Сравнительно низкий уровень безработицы в самые тяжелые годы трансформационного кризиса, терпеливое отношение к невыплатам зарплаты, длительное сохранение формально убыточных предприятий – способы выживания с помощью теневой экономики при уверенности, что власть не сможет побороть традиционную анархию и игнорирование законов. Впрочем, нечто подобное наблюдалось и в других странах, например в Германии после Второй мировой войны.
Устранение этих недостатков жизненно необходимо. Но можно ли решить эту задачу с помощью государственного насилия, возобновления традиционной системы распоряжения властью и восстановления контроля власти над собственностью? И стоит ли таким образом учитывать национальные культурные традиции? Мне кажется очевидным, что в данном случае бессмысленно выбивать клин клином. Наш исторический опыт свидетельствует о том, что борьба со слабостью государства подобными методами неизменно приводила к восстановлению деспотического правления, которое и плодило эти недостатки, порождая новые кризисы. Только изменение государственных институтов распоряжения властью и последовательная защита прав частной собственности без ущерба для самобытной русской культуры могут способствовать преодолению пережитков феодализма и самовластья.
Как меняются институты
Но возможно ли это? Не правы ли те, кто придерживается консервативной позиции о неизменности институциональной матрицы определенного этноса, определенной культуры, в конечном счете отвергающей все попытки нововведений?
Мы имеем тысячи примеров, подтверждающих, что институты и культуры разных народов, хоть и медленно, но эволюционируют. В этом процессе можно уловить и некоторые закономерности.
В первую очередь стоит различать естественный процесс институциональных изменений и процесс искусственный, предполагающий насаждение, выращивание полезных институтов,
В первом случае неформальный институт обычно вырабатывается практикой. У него появляются сторонники, которые инициируют установление формального института и принятие соответствующего закона. После этого на подготовленной почве институт преодолевает барьеры и распространяется. Так когда-то был принят 8-часовой рабочий день, бывший многие годы лозунгом массового рабочего движения.
Во втором случае ситуация более сложная. Нередко выращивание института начинается с принятия законодательного акта. Процитирую еще раз Д. Козака: «Правильно сконструированный закон не только отражает сложившийся уровень общественного сознания, но и может тащить его вперед. Зафиксированное нормой процесса правило превращается в привычку, привычка – в стереотип, поведение переносится в мышление, вырастает цивилизация. И это в России уже было. Судебная реформа 1864 года, может быть, была тем локомотивом, который вытащил Россию за полвека на европейский уровень сознания» (Московские новости. 2001. 26 июня. № 26).
Я бы несколько усложнил схему. Во-первых (не могу расстаться с марксистским воспитанием, да и не всегда хочу этого), вспомним об объективно складывающихся производственных отношениях, развитие которых рано или поздно преодолевает любые препятствия. Так, плановый социализм препятствовал свободным ценам и частной собственности, в нашу жизнь их вернули реформы Е. Гайдара. А ведь это базовые институты, которые дают импульсы к развитию всех институтов рыночной экономики. После этого развитие идет необратимо, хотя постепенно и не без трудностей. Закон, регламентирующий подобные институты, как раз «тащит вперед».
Следующий ключевой момент схемы – прецедент. Исполнение закона – это дополнение формального института институтом неформальным, который возникает в результате ряда прецедентов. Прусский король Фридрих II издал декрет о введении независимого суда. Через неделю ему принесли иск крестьянина, подавшего на короля в суд за незаконное отчуждение принадлежавшей ему земли. Король не вмешивался в судебный процесс, проиграл дело и вернул землю крестьянину. Он создал прецедент, который, повторившись многократно, породил доверие к суду, а заодно и к королевской власти, уверил подданных в том, что закону подчинены все, включая Его Величество. Немцы говорят, что почитают Фридриха II Великим не только за его военные победы, но и за то, что он способствовал становлению в Германии полезных институтов. Он понимал важность прецедента, особенно создаваемого властью.
Бывает, что закон принят, но на пути его реализации постоянно оказываются не только положительные, но и отрицательные прецеденты, которые создает власть или ее представители. Тогда полезный институт, естественно, не приживается, отторгается или извращается. Практика идет в сторону его приспособления к старым нормам, к выхолащиванию полезного содержания. Как раз по этой причине усвоение новых продуктивных институтов затрудняется.
Следующий важный момент в схеме – преодоление барьера распространенности нормы (Олейник 2000: 198—199) или, как я бы назвал его, барьера большинства. Этот момент хорошо известен в институциональном анализе. Суть его состоит в том, что, когда новый полезный институт входит в практику, поначалу большинство агентов использует старые нормы и нередко это дает им преимущество перед теми, кто уже перешел к новым. Так, выход из тени, прозрачность бизнеса сначала невыгодны тем, кто идет на это: надо платить больше налогов, выше вероятность того, что обнаружатся просчеты в деятельности компании. Конкуренты же получают преимущество. Для преодоления барьера большинства в случае выращивания продуктивных институтов и, наоборот, устранения институтов, вредных для государства или общественных организаций, чаще всего нужно применять специальные меры. Возможно, иногда будет достаточно профессионально выстроенной пропагандистской кампании, которая введет своего рода моду на новый институт: скажем, модно пить пиво вместо водки. В других случаях придется методично повышать риски, связанные с применением «вредных» норм, по сравнению с рисками тех, кто перешел к новым. Например, повышение эффективности налогового администрирования, делающее наказание за налоговые преступления практически неотвратимым. В Испании, чтобы избавиться от взяток на дорогах, приняли закон, запрещающий использовать в суде свидетельские показания офицеров дорожной полиции. Интересно, что эта на первый взгляд абсолютно неразумная мера принесла успех. В 70-х годах в Швеции Союз предпринимателей принял решение о верхнем пределе заработной платы: бизнесмены, нарушавшие соглашение, обязаны были внести сумму превышения со штрафом в бюджет Союза.