Признание в любви моей собаке
Шрифт:
Я знала, что в глубине души они знали. Но я должна была это сказать, чтобы им не пришлось задавать вопросы.
Я знала, что они догадывались о смысле этой необычной церемонии. Однако я должна была это произнести, а не показывать взглядами или жестами. Наконец, я решилась, словно ринувшись в море с высокой скалы. Собрав остаток сил, я закрыла глаза и услышала, как произнесла эти непостижимые слова:
– Папа умер.
Я открыла глаза. Они смотрели на меня так, словно прожили тысячу жизней. Как будто их детство внезапно
Я отчетливо повторила:
– Папа умер.
– Папа умер.
Это было как с башнями 11 сентября: просто невероятно. Как будто эти два слова погребли нас и погрузили в молчание.
За доли секунды два больших ребенка, девяти и тринадцать лет, стали маленькими взрослыми.
Мы, молча, взялись за руки. Ни слова, ни слез.
Сегодня воскресенье. Вокруг нас снуют люди.
По крайней мере, мои дети узнали об этом от меня. Я цепляюсь за эту мысль, как утопающая.
Зачем мы рожаем детей, чтобы однажды сказать им, что их отец умер?
Зачем мы рожаем детей, чтобы однажды сказать им, что их собака умерла?
Близнецы золотистые ретриверы
Брюссель, 1998 год
Вот уже четыре года, как я дважды в день приезжаю в эту затерянную в глуши школу, чтобы отвезти и забрать моих маленьких мальчиков.
С сентября по июль я ношу один и тот же длинный черный пуховик, как будто живу в Канаде. С сентября по июль я мерзну до костей. В Брюсселе не так холодно, но всегда сыро.
Мне все время кажется, что это низкое серое небо, в конце концов, раздавит меня.
Видение двух белых мохнатых созданий, великолепных и ярких, было как луч надежды. Я внимательно рассматривала их целый год у школьных ворот. Они смирно сидели без поводка. Как два близнеца: молча, не ссорясь. Я любовалась ими, когда их ласкали дети.
Меня никогда не привлекали собаки. Все знают золотистых ретриверов, но только не я. Позже я без конца повторяла: «Нет, Ироко не длинношерстный лабрадор, а голден. Золотистый ретривер». А в тысяча первый раз я предпочла оставить людей в неведении.
Сегодня я поймала себя на мысли, что еду в школу в надежде увидеть этих собак, двух голденов.
Конечно, когда дети бросаются к вам в объятия, это дорогого стоит, но меня тошнит от всех этих полдников, встреч у школы, от разговоров школьных мамаш, от историй в туалетах и в столовой.
Мое истинное, мое тайное наслаждение теперь они. Два золотистых ретривера.
Однажды у нас появилась собака
Брюссель, сентябрь 1999 года
Наш брак постепенно распадался, и дети страдали все больше и больше. Я вспомнила о двух золотистых ретриверах у школьных ворот.
Нет, я не
По правде говоря, я вовсе «не думала». Я «хотела», и все. Хотела Ироко.
Вернер часто, почти на каждой неделе, повторял нам, что его отец умер, когда ему было одиннадцать лет. Но он реже говорил детям о том, что смерть отца разлучила его с его собакой, которую его мать не смогла оставить.
Поэтому для Вернера Ироко стал самым дорогим подарком. Ироко, могу ли я сегодня утверждать, что ты сохранил целостность нашей семьи. Не взаимопонимание, а спаянность.
Сколько раз ваш отец повторял: «Ироко счастлив, когда мы все вместе». И он был прав.
Разве мы пошли бы все вместе на пляж или гулять в лес без Ироко?
Нет.
Эти моменты, эти восхитительные моменты, когда вы возвращались из школы и бежали в мою комнату, а Ироко, расталкивая вас, первым прыгал на кровать. Ночью во время грозы, когда Ироко, дрожа, прибегал к нам, и вы, Пауло и Клаудио, спускались из своих комнат, чтобы успокоить его, или когда Ироко засыпал на кровати, а вы на полу.
В эти моменты я спрашивала себя, а нужны ли нам все квадратные метры нашего дома, поскольку истинные моменты счастья сосредотачивались на одной кровати.
Ироко был ревнив, и вы часто вешались на меня только с той целью, чтобы он прибежал. Он превращал недостатки в достоинства: его ревность восхищала нас. Он был нашим «сладким», нашей «лапочкой».
Мы радовались, когда у нас был насморк. Ироко был нашим доктором.
Пауло и Клаудио, Ироко научил вас бескорыстно любить, не боясь отдавать, ничего не ожидая взамен, не требуя платы за мимолетное счастье.
Вы были его маленькими хозяевами, а Ироко был вашим учителем любви.
Счастлив тот, кто….
Париж, 17 июня 2010 года
Вернер, его отец, умер четыре года назад, Ироко, его собака, умер вчера. Пауло очень серьезно и уверенно просто сказал мне:
– Теперь папа счастлив, он снова обрел свою собаку. И Ироко тоже счастлив, он снова обрел своего хозяина.
– Ты прав, – ответила я ему мысленно или вслух, уже не помню.
Я знала, что эта мысль была бальзамом для его истерзанного сердца.
Я не горжусь тем, как я воспитала своих сыновей. Зато я восхищаюсь их зрелостью. Зрелостью всегда быть внимательным к ближнему, к людям.
В данный момент я ничего не могла сделать для Пауло, и он, как сформировавшийся человек, искал утешение в себе самом.
Смерть… Видеть, не видеть…
Залив Аркашон, 26 августа 2006 года