Признания повесы

Хокинс Карен

Верена покраснела.

– Об этом больно думать.

– Только потому, что это правда, – отозвался Джеймс, глядя ей в глаза. Что-то проскользнуло между ними, едва уловимое, отчего Верена поджала губы.

Брэндон наблюдал за ними с растущим интересом. Возможно, это именно то, на что намекал Колбурн, говоря о тайнах Верены.

– Что означает быть Ланздауном?

Джеймс вскинул бровь и посмотрел на сестру.

– Рассказать ему? Или сама расскажешь?

Верена вздернула подбородок:

– Не

думаю, что ему нужно это знать.

Еще как нужно. Просто необходимо. И, не дав Верене снова возразить, Джеймс сказал:

– Ты уже все равно разболтала наши самые сокровенные тайны. Так договаривай то, чего не успела.

Брэнд улыбнулся, когда Верена наградила брата пылающим злостью взглядом.

– И не надо так на меня смотреть, – сказал Джеймс. – Если ты достаточно доверяешь ему, чтобы сообщить о моих досадных промахах и последовавших за ними неприятностях, можно рассказать и обо всем остальном. – И, чуть помолчав, добавил: – Мне бы не хотелось, чтобы что-то выплыло наружу потом, поставив под удар наше сотрудничество.

Раскрасневшаяся Верена разглядывала свои туфли. Наконец, после молчания, показавшегося вечностью, сказала:

– Ладно. Но, по-моему, твой совет неудачен.

Брэнд ждал.

Верена немного повернула кресло, чтобы сидеть точно напротив Брэндона, хотя и избегала его взгляда.

– Это очень трудно, но я... лучше уж ты узнаешь это от нас. Моя семья... Ланздауны...

Красивые часы на камине тикали, отмечая уходящие секунды, Брэндон ждал.

Верена вздохнула и начала снова:

– Как ты знаешь, некоторые люди добывают средства к существованию своим умом. Ну, так вот, моего отца считают очень умным.

Джеймс сокрушенно покачал головой:

– Верена! Хочешь, я расскажу?

– А я что делаю? – с вызовом спросила она.

– Ты намекаешь. Давай выкладывай. Если не ты, это сделает министерство внутренних дел.

– Министерство... ты думаешь, там знают?

– Конечно, знают.

– Великолепно. – Сделав глубокий вдох, она, наконец, встретилась с Брэндоном взглядом. – Мой отец – французский граф.

Только и всего?

Брэндон нахмурился, потом сказал:

– У моего деда ирландский титул. Он разводил лошадей и был очень...

– Нет, нет, – сказала Верена, ломая пальцы. – Ты не понимаешь. Мой отец иногда французский граф.

Брэндон помолчал.

– Иногда?

– А иногда он – русский аристократ.

– Как-то раз он был итальянским князем, – с готовностью подсказал Джеймс. – Это была его коронная роль.

– Ему всегда шел красный цвет, – заметила Верена, не смея взглянуть на Брэндона.

Джеймс был прав – настало время раскрыть все карты. И лучше сейчас, чем потом, когда она окончательно потеряет голову. Разумеется, она знает, что теперь ее ждет. Недоумение, за которым последует недоверие.

Комок подступил к горлу Верены.

Хрипловатый голос Брэндона прервал ее размышления.

– Понятно. Ваш отец... – Он потер лоб. – Боже мой.

– Наш отец – сегодня французский граф, завтра – русский аристократ, в зависимости от обстоятельств. И это у него очень хорошо получается, – заявил Джеймс.

Брэнд медленно кивнул. Вопросительно посмотрел на Джеймса, потом на Верену.

– А вы двое?

Верена нахмурилась:

– Что – мы двое?

– Вы тоже граф и графиня? Или русские князь и княгиня?

– Разумеется, нет! – горячо воскликнула Верена.

Джеймс хмыкнул:

– Верена слишком упряма, чтобы принимать участие в подобных возмутительных розыгрышах, а я никогда не мог достигнуть высот отца в этом деле. Довольствуюсь своим ремеслом.

– Ремеслом?

Джеймс мгновение колебался.

– Карты.

– А, – отозвался Брэндон. – Стало быть, это у вас семейное.

У Верены перехватило дыхание. Ей показалось, что Брэндон едва сдерживает улыбку. Но не может этого быть. Его гордость не потерпит отношений с такими мошенниками.

Но когда она украдкой взглянула на Брэндона, то увидела в его глазах смех и тепло.

– Вообще-то вы не слишком меня удивили. Я уже заметил ваши способности за карточным столом.

– И вас это не волнует?

– Нисколько.

Действительно, подумала Верена. Их не связывают серьезные отношения, и он может извлечь выгоду из ее сомнительных связей, поскольку его это никак не коснется. Верена вздохнула.

– Теперь вы знаете все.

– Все?

Что еще можно сказать? Тут вмешался Джеймс:

– Вам бы понравился наш старик. Он – гений.

– В самом деле?

– Да. Вы убедились бы в этом, увидев его за работой.

– Не сомневаюсь, – сказал Брэндон. – И скоро мне представится такая возможность?

– Боже, нет. Родители сейчас во Франции. Без сомнения, извлекают выгоду из царящего там хаоса.

– Теперь вы знаете все наши секреты, – сказала Верена. За четыре года, прожитые в маленьком доме на Кингз-стрит, она ни одной живой душе не раскрыла их тайны, о которых сейчас рассказала Брэндону.

Не раскрыла потому, что знала образ жизни Ланздаунов. Как только джинна выпускали из бутылки, надо было двигаться в путь. Ланздаун пришел, увидел, победил, а затем ускользнул, прежде чем все открылось и обрушилось ему на голову.

Грустно, когда рассказ о своих родных можно приравнять к исповеди. И как обычно, только Ланздаунам есть в чём «исповедаться».

Но возможно, она слишком чувствительна. Возможно, у каждого есть свои тайны. Она пытливо посмотрела на Брэндона. В чем он мог бы признаться? В том, что страстно и безумно влюблен в нее?