Признания повесы
Шрифт:
Джеймс замедлил шаги, перестал хмуриться.
– Надо все обдумать. Что же все-таки нам удалось узнать?
– Что леди Джессап отчаянно нуждается в экономке, а у мистера Синклера самые лучшие лепешки. Хорошо бы взять рецепт у его повара.
Брат уставился на нее.
– Ты сегодня в прекрасной форме.
Верена прикусила губу и посмотрела на Джеймса. Он был бледнее, чем обычно. Видимо, тревога не покидала его. Верена тоже испытывала беспокойство и старалась отвлечь себя от неприятных мыслей приятными воспоминаниями.
В постели это даже приятно. Но в повседневной жизни такая черта характера не вызовет ничего, кроме разногласий. Разногласий и разочарования. Брэндон Сент-Джон рожден для шелка и атласа высшего света, куда Верене заказан путь.
Впрочем, не все ли равно. Между ней и Брэндоном никогда не будет серьезных отношений.
– Ты не слушаешь меня, – сказал Джеймс, прервав ее размышления.
– Я... о, ты говорил?
– Видимо, сам с собой. Что случилось? Ты какая-то странная.
Раздался громкий стук в дверь, и в щель просунулась голова Гербертса, блеснул на свету золотой зуб.
– Ах, вот вы где, хозяйка! К вам посетитель. Привести его?
– Гербертс, пожалуйста, не заглядывай в дверь, словно призрак. Просто войди и скажи, что тебе нужно.
Дворецкий просиял, но не двинулся с места.
– Призрак, говорите? Может, в следующий раз, когда я буду докладывать о госте, мне крикнуть: «У-у-у!»? – Он сделал страшное лицо и закатил глаза. – У-у-у-у-у!
Верена подавила улыбку.
– Кто наш гость?
Гербертс лукаво улыбнулся:
– О, мне кажется, вы знаете его, хозяйка. Очень хорошо знаете.
Сердце Верены учащенно забилось.
– Мистер Сент-Джон?
– Во всем блеске своей славы. Должен сказать, приятно видеть этого мужчину в рубашке.
Щеки Верены вспыхнули. Она бросила быстрый взгляд на брата, который в шоке таращился на дворецкого.
– Веди мистера Сент-Джона сюда, – сказала она, надеясь, что Джеймс не успеет обрести дар речи и остановить Гербертса.
– Хорошо, хозяйка. Я приведу его сюда, хотя, осмелюсь сказать, дорогу он знает. – Дворецкий подмигнул и исчез.
– Что все это значит? – спросил Джеймс голосом, очень напоминавшим голос отца.
– Это же Гербертс, Джеймс. Кто знает, что у него в голове? О Боже! Где мои туфли?
Верена устроила целое представление из поиска туфель, их надевания, приведения в порядок растрепавшейся прически, только чтобы Джеймс не увидел красного, в тон диванным подушкам, лица.
Дверь отворилась. Брэндон склонился над рукой Верены и так посмотрел на нее, что у Верены перехватило дыхание.
Выглядел он чудесно. Просто восхитительно. Высокий, красивый, прядь черных волос небрежно упала на лоб, черный фрак сидит идеально.
– Леди Уэстфорт, – произнес он, обдав жарким дыханием ее пальцы.
– К-к вам вернулся голос, – стараясь унять дрожь, произнесла
– По крайней мере частично.
Брэндон продолжал держать ее руку, гладя костяшки пальцев, отчего у Верены свело бедра, словно он гладил их, а не пальцы.
– Говорить я могу, – тихо произнес он, – а вот с пением пока проблемы.
– Тогда мы не станем вас заставлять это делать. Может, желаете перекусить? Я попрошу подать чай и кексы.
– Нет, спасибо. Я весь день пил чай, чтобы вылечить горло. Боюсь, как бы глаза от этого не потемнели.
Брэндон стал поглаживать большим пальцем ее ладонь. Прикосновения Брэндона подняли в ее душе бурю чувств, но она тщательно скрывала их от Джеймса. Он и без того, нахмурившись, наблюдал за ней.
Не хватало только, чтобы Джеймс вмешивался в ее дела. Особенно личные. Да и любые.
Изобразив безразличие, Верена убрала руку и указала Брэндону на кресло напротив диванчика.
– Не хотите ли присесть, мистер Сент-Джон? Мы с мистером Ланздауном...
– В смысле с Джеймсом, верно? – Брэндон опустился в кресло. – Или вы не зовете своего брата по имени?
У Верены перехватило дыхание. Зачем он это делает? Джеймс сердито посмотрел на сестру:
– Ты ему сказала.
Замечательно. Верена почувствовала себя прозрачной, словно ее чувства выставили на обозрение всего света. Она была уверена, что Джеймс видит ее насквозь и, конечно, догадался, какие у нее отношения с Брэндоном. Ему не терпится вернуться к себе и написать отцу длинное подробное письмо.
Вот ведь. Только этого ей не хватало – отца верхом на белом коне, изрыгающего огонь и требующего справедливости, – а именно это он и сделает, когда узнает, чего стоит Брэндон. Только белый конь отца будет не боевым конем рыцаря, а белым конем Апокалипсиса, мрачно подумала она.
– Джеймс, я сказала мистеру Сент-Джону, что ты мой брат, поскольку он подумал, что мы... – Она сделала неопределенный жест рукой.
Джеймс набычился еще больше, но промолчал. Брэндон вытянул ноги.
– Она также рассказала мне о ваших пропавших любовных письмах. В связи с этим у меня есть несколько вопросов.
Верена едва сдержала готовый вырваться стон. Что задумал Брэндон?
Джеймс словно окаменел, глаза его метали молнии.
– Не понимаю, какое вам до этого дело, Сент-Джон.
Возможно, он хочет смутить ее. Сломить унижением. Сначала перед братом, потом перед всем Лондоном. Сделать посмешищем.
Верена едва подавила в себе желание наброситься на Сент-Джона с кулаками. Он окончательно обнаглел. В ее собственном доме унизил ее, да еще в присутствии брата.
Джеймс, со злостью взглянув на Брэндона, прошествовал в другой конец комнаты и налил себе бренди.
Верена наклонилась к Брэндону и тихо спросила:
– Что все это значит?
– Я решил, что между нами больше не должно быть тайн.