Признания разгневанной девушки
Шрифт:
— Ну, ты знаешь, сейчас меня знают, как чирлидера, — сказала она. — Что они могут сказать про тебя? И не говори «она играет на валторне в школьном оркестре», потому что, прости, но это отстой. — Я засунула конфету в рот, чтобы промолчать. По крайней мере, для игры на валторне требуется талант. Вместо этого я сказала:
— Я бегаю, — на что она ответила:
— Но не в команде, — на что я ответила:
— По крайней мере, бег — это настоящий спорт, не то, что чирлидинг, — на что она ответила:
— Этого достаточно для Регины, а она девушка Джейми.
Я почти
Она долго не упоминает Джейми, вероятно, потому что в последний раз, когда она говорила о нем, я ей ничего все равно не сказала. Это ее так разозлило, что она начала писать кому то сообщение прямо посередине нашего разговора, а это сводит меня с ума.
Вот только она не знает, что про Джейми мне нечего сказать. За исключением, может быть, того, что несколько недель назад он наблюдал за мной, по словам Роберта, пока я нарезала круги на стадионе во время разминки. Но теперь, когда мы с Джейми не пересекались в читальном зале, мы больше не говорили. Если он встречается со мной взглядом в коридоре, то может кивнуть в знак приветствия, но это все. Интересно, сбил ли с толку его наш последний разговор. Кажется, я могу это понять — я хочу сказать, что мы даже не знаем друг друга, а я спросила со сколькими у него был секс. Тупица.
— Рози, где костюм? Уже пора, — говорит Стефани, спускаясь вниз в подвал, где я чуть не свалилась со стремянки, подвешивая ненастоящего паука к потолку. Она одета как Лэди Гага. Или, может быть, как Кэти Перри. На самом деле, я не уверена в кого, потому что она обе любят сумасшедшие парики, корсеты, туфли на невероятно высоком каблуке.
— Хм, я не… у меня нет костюма в этом году. — Повесив последнего паука, я замечаю, что голубой лак, которым я накрасила ногти в честь Хеллоуна, уже почти слез.
— Ты должна нарядиться! Боже мой! Трейси убьёт тебя, если ты этого не сделаешь!
— Я не останусь, Стеф. Я не в настроении для вечеринки.
Стефани шаркает своими фирменными кожаными туфлями на платформе по полу, затем косится на оранжево-черную ленту на потолке, к которой привешены пауки. Она берет синий M&M из тарелки на столе и закидывает его себе в рот.
На самом деле, Стефани одна из самых милых людей, которых я знаю, а это значит, что она часто находится в эпицентре ссор. Мы с Трейси встретили ее в средней школе в прошлом году, когда она переехала из южного Иллинойса со своей мамой, после развода родителей. Она больше подруга Трейси, чем моя, особенно после того, как летом стала встречаться с Майком. Некоторое время я хотела спросить Трейси, почему она с Мэттом не познакомила меня с кем-нибудь летом, но я не уверена, что хочу услышать ответ.
— Ты уходишь потому, что Трейси злится на тебя? — спрашивает она.
Мне нужно обдумать это. Именно поэтому я ухожу? Думаю, я ухожу, потому что не хочу видеть, как Трейси расхваливает своих новых друзей передо мной, потому что я ничего больше не достойна. И потому что она совершит большую ошибку, переспав со своим глупым парнем, едва ли зная, что же такое секс. И потому что он придурок, который, возможно, спит с половиной женской командой по плаванью, когда она не видит.
Мэтт
— Трейси злится, потому что я сказала ей, что не думаю, что она должна сделать это с Мэттом сегодня.
Стефани снова шаркает ногой, поправляет свою фиолетово-черную юбку в полоску, которая задирается каждый раз, когда она делает вдох. Или выдох. Или двигается. Или думает о движении.
Разве я ханжа? Интересно.
— Ты сказала ей это?
— Я имею в виду, разве 15 не слишком рано, чтобы волноваться об этом?
— Не совсем. Кажется, уже у всех вокруг был секс, кроме нас.
— У кого всех? Кто все? — спрашиваю я, чувствуя тошноту. Неужели я так отстала, и даже не знаю об этом? Неужели я в полном неведении о том, кто занимается им, а кто нет? Часть меня кричит: кому какое дело, а другая часть меня шепчет: трусиха…
— Ну, например Трейси говорит, что все друзья Мэтта, большинство чирлидерш.
— Но они все, — я замолкаю, не сказав: «Они все старше, мы всего лишь девятиклассники», потому что этот спор никуда не приведет. Особенно после моего разговора с Трейси.
— Знаешь что? — сказала я, наконец. — Мне плевать, что там делает Трейси или её новые друзья.
— Да ладно, Рози, Трейси — твоя лучшая подруга. Ты же этого не хотела.
— Она должна сделать это или не должна, но, в любом случае, было бы здорово, если бы она перестала делать из этого такую шумиху. Почему это такое большое дело? — я слышу, как мой голос звучит ниже в подвале, и понимаю, что похожа на ноющую, ревнивую стерву. Что со мной не так?
Я слышу, как Трейси пытается спуститься вниз по лестнице в подвал в своих странных туфлях на каблуках с шипами, и я знаю, что она стояла наверху последние 30 секунд и слушала. Внезапно я устала от себя. Мне нужно больше конфет, если я хочу пережить эту ночь.
Она появляется, одетая почти так же как Стефани. Возможно, они хотели вдвоем быть Леди Гагой или Кэти Пэрри — опять же я не могу сказать точно. Она смотрит на стол, застеленный скатертью с рисунками на тему Хэллоуна, которую принесла я и которая кажется уместной для двухлетних детей, и начинает переставлять все на столе, чтобы закрыть ее. Она поворачивается, смотрит сквозь меня и спрашивает:
— Стефи, ты принесла водку?
— Почти забыла, — говорит Стефани, бегом поднимаясь по лестнице. Затем раздается звонок дверь, Стефани останавливается и кричит вместе с Трейси: — Они здесь!
Трейси взбирается верх по лестнице за Стефани, крича мне через плечо:
— Оденься, Рози! Сейчас!
— Я одета, — отвечаю я вслед, но она не слушает меня. Она никогда не слышит меня.
Я слышу, как открывается передняя дверь. Раздается громкий визг, который закладывает мне уши, несмотря на то, что я в подвале. Чирлидерши прибыли.
Мне нужно убраться отсюда.
Я практически слышу голос Трейси в моей голове, называющий меня снобом. Она всегда называла меня снобом, с тех пор, как нам было пять, и я сказала ей, что Wiggles тупые. Я не сноб, я просто не хочу провести вечер с новыми лучшими друзьями Трейси.