Признать невиновного виновным. Записки идеалистки
Шрифт:
– Разве это не говорит о том, что подсудимый – невиновен?
Механик улыбнулся:
– Не все свидетели были столь «противоречивы». Таких была всего парочка. Может быть, это тоже своего рода театр. Я не хочу пускаться в догадки. Это слишком сложно.
– И все-таки: какое впечатление на вас произвел подсудимый?
– Он показался мне вполне искренним. Но, тем не менее, человеком, совершившим деяние.
– Валерий Иосифович, мне что-то не верится, что вы не сожалеете о своем решении.
Уже задав этот провокационный
– Вообще-то, прежде чем голосовать, я имею привычку думать. Сожалею о судьбе человека. Безусловно. Это гуманитарная сторона дела. Но решение есть решение. И я к нему пришел по совокупности своего жизненного опыта и того, что я услышал.
Я понимала, что с минуту на минуту хозяин укажет мне на дверь, но все-таки решила уточнить:
– Значит, это было продуманным решением?
Механик, за минуту до этого, казавшийся раздраженным, внезапно успокоился, как будто что-то решил для себя, и устало ответил:
– Решение было обдуманным. Но я ведь уже говорил вам, что изначально оно было другим.
Потом он в очередной раз снял очки, посмотрел на меня и как то жалобно спросил:
– Барышня, зачем вы меня мучаете? Я ведь больше вам ничего не скажу. И так уже, сам не знаю почему, сказал больше, чем мог. Давайте закругляться.
Валерий Иосифович не понимал, почему он «купился» на эту социологиню. Зачем согласился с ней говорить? Зачем пустил ее к себе в квартиру? Наверное, чувство вины. С кем-то хотелось поговорить об этом деле. Вроде как очиститься. Ведь все равно уже ничего нельзя изменить…
– Давайте вернемся к вопросам, – наконец сказал Механик и вздрогнул. То же самое несколько раз повторял в совещательной комнате Роман Брюн, когда они обсуждали вердикт.
Мне стало его жаль. Я собрала чашки, поставила их в раковину и собралась уходить.
– У меня к вам последний вопрос. Он совсем безобидный. Как вас вызвали для участия в процессе?
– Мне позвонили и спросили: получил ли я открытку? Сказали, что я должен прийти на отбор присяжных с паспортом. Открытка пришла позже, когда меня уже выбрали. Во время отбора я пытался взять самоотвод. Несколько раз я объяснял, что 26 апреля мне надо уезжать в командировку. Но они уверяли меня, что это не причина для отказа.
Я не удержалась от оценки:
– Такое впечатление, что в суде за вас уцепились…
Мы уже стояли в коридоре. Я скинула домашние тапочки и собиралась надеть туфли. Механик снял с вешалку мою куртку и галантно подал ее мне.
– Многие отказывались участвовать, – объяснил он. – Я тоже не хотел, что называется,
Это было сказано очень проникновенно и даже с пафосом.
Я спросила:
– Получается, что вы свой долг выполнили?
Механик так же серьезно продолжал отвечать, хотя уже повернулся ко мне спиной и открывал замок:
– Да, выполнил. Только на этот раз долг этот был неприятным. Как, если бы я побывал в горячей точке.
Когда мы вышли из квартиры, я протянула ему руку для прощания и задала самый последний вопрос, который не давал мне покоя все это время:
– Среди вопросов, на которые отвечали присяжные, был вопрос о снисхождении. Известно, что четверо высказались за снисхождение. Кто они?
Механик улыбнулся. Пожал мне руку и ответил:
– Это тайна совещательной комнаты. Поэтому я ничего не могу вам сказать. Не хочу быть ни хуже, ни лучше других. Простите.
Это была его последняя фраза. Чувствовалось, что он мечтает, чтобы я поскорее ушла. Он вызвал лифт. Но не стал дожидаться, пока он приедет. В квартире раздался телефонный звонок. Механик махнул рукой, закрыл дверь и побежал к спасительному телефону.
По дороге домой меня не покидало ощущение недосказанности. В отличие от Александра Дружинина, Валерий Механик не вызвал у меня чувства брезгливости. Напротив, мне было его жаль. А ведь он тоже был одним из двенадцати.
«Такое ощущение, что он сожалеет об этом вердикте, но не решается признаться в этом даже самому себе. Наверное, он был одним из тех четырех, что проголосовали за снисхождение. Но почему все-таки он посчитал Летучего виновным?»
Глава девятнадцатая. Настоящий шпион
Аня позвонила как всегда неожиданно. На этот раз ее голос звенел от радости.
– Родион его нашел. Он в списке присяжных для окружного военного суда. Это невероятно. Это очень большая удача для нас.
Из ее слов я ничего не могла понять. Кого нашел Родион? При чем тут список окружного военного суда?
– Ты ничего не понимаешь! Роман Брюн, который был в коллегии присяжных и осудил Летучего, значится в списке кандидатов в присяжные для окружного военного суда. По закону, он не имел права входить в коллегию присяжных по нашему делу. Это маленькая надежда на то, что приговор могут отменить в Верховном суде.
Аня чуть-чуть успокоилась и постепенно объяснила мне, что произошло.
Оказалось, что адвокат Родион Гаврилов пошел в библиотеку, чтобы найти там список присяжных для городского суда. Ему на глаза попался другой список. Для окружного суда. И в нем-то он и увидел знакомую фамилию.
Дальше события развивались достаточно интересно. Адвокаты Летучего написали жалобу в Верховный суд. Как и подозревала Аня, судьи Верховного суда закрыли глаза на явные нарушения закона. И утвердили приговор.