Признайся
Шрифт:
– Я хочу поговорить с тобой об опекунстве. И я буду очень признательна, если бы мы могли поговорить об этом сегодня вечером, потому что меня убивает не видеть его столько, сколько я привыкла.
Когда я жила с ними в Портленде, то видела его каждый день. Опека не была тогда вопросом, потому что я каждый день приходила домой из школы, в один дом с моим сыном. Хотя Лидия и принимала окончательные решения по поводу всего, в чем участвовал ЭйДжей, я все еще была его матерью.
Но поскольку она забрала его и переехала в Даллас
Я не могу ничего сделать, но чувствую, что расстояние, которое она образовала между нами, преднамеренное.
– Оберн, ты можешь видеть его в любое время, когда захочешь.
Я отрицательно качаю головой.
– Но только это, - замечаю я.
– Я не готова к такому.
Мой голос слаб, и я ненавижу, что говорю сейчас, как ребенок.
– Тебе не нравится, когда я бываю на школьных вечерах и ты даже не позволяешь ему провести ночь со мной.
Лидия закатывает глаза.
– Не зря, - обвиняет меня она.
– Как я могу доверять людям, с которыми ты проводишь время в своем доме? В этот раз в твоей спальне - подсудимый.
Мой взгляд падает на Трея, и он сразу разрывает зрительный контакт со мной. Он знает, что рассказать ей о прошлом Оуэна тоже самое, что вбить клин между ЭйДжеем и мной. Он может видеть злость на моем лице, поэтому делает шаг в гостиную.
– Я уложу ЭйДжея спать, - сообщает он.
По крайней мере, я благодарна ему за это. Не нужно, чтобы ЭйДжей проснулся и услышал какой разговор происходит вокруг него прямо сейчас. Я опускаю руки, когда Трей берет ЭйДжея и в этот раз поворачиваюсь лицом к Лидии.
– Я бы не позволила ему остаться с ЭйДжеем в одной квартире, - говорю я в свое оправдание.
– Он даже не был бы в моей квартире, если бы я знала, что ты придешь с ЭйДжеем.
Ее губы поджаты, а глаза - узкие щели неодобрения. Я ненавижу то, как она смотрит на меня.
– О чем ты спрашиваешь, Оберн? Ты хочешь, чтобы твой сын ночевал в твоей квартире? Ты хочешь, чтобы он видел тебя каждую ночь перед сном, а потом взбесился до такой степени, что не захотел идти спать?
Она встает, раздраженная.
– Я вырастила этого мальчика с рождения, поэтому ты не можешь ожидать, что я буду хорошо себя чувствовать, пока он будет с совершенно незнакомыми людьми.
Я тоже встаю. Она не возвышается надо мной и не заставляет меня чувствовать себя неполноценной.
– Мы вырастили его с рождения, Лидия. Я была на каждом его шаге взросления. Он - мой сын. Я его мать. Я не обязана спрашивать у тебя разрешения, когда хочу провести с ним время.
Лидия смотрит на меня, надеюсь, поглощая мои слова и принимая их. Она должна увидеть, как она несправедлива.
– Оберн, - объясняет она, фальшивая улыбка на ее лице, -
Я тру лицо руками, пытаясь сбросить разочарование, которое чувствую. Выдыхаю и медленно опускаю руки на бедра.
– Негативное влияние?
– возмущаюсь я.
– Как может отрицательно сказываться его собственная мать, заправляющая ему одеяло каждую ночь?
– Ему нужна последовательность, Оберн...
– Это я и пытаюсь ему дать, Лидия!
– восклицаю я.
Как только повышаю голос, я замолкаю.
Я никогда не повышала голос на нее. Ни разу.
Трей возвращается в комнату, и Лидия переводит взгляд с него на меня.
– Пусть Трей отвезет тебя домой, - приказывает она.- Уже поздно.
Она не говорит «до свидания», или даже не спрашивает, окончен ли разговор. Она выбегает из комнаты, как будто только что довела все до логического завершения, не важно, закончила я или нет.
– Тьфу!
– реву я, полностью неудовлетворенная тем, как прошел разговор.
Я не только не сказала ей, что хочу, чтобы мой сын жил со мной, я не смогла даже решить хоть что-то в свою пользу. Она всегда учит “последовательности” и “распорядку”, когда я пытаюсь вытащить его из постели среди ночи, чтобы поесть блины.
Все, чего я хочу - это видеть своего сына чаще, чем она мне позволяет. Я не понимаю, как она может не видеть, насколько сильную боль мне это причиняет. Она должна быть благодарна, что я хочу выполнять свою роль матери. Уверена, есть люди в такой же ситуации как она, которые любят своих внуков, а родителям на них насрать.
Я разрываюсь от своих мыслей, когда слышу смешок Трея. Я поворачиваюсь к нему лицом, и вижу его улыбку.
Никогда в жизни я не хотела стереть улыбку с чужого лица так сильно. Если бы было более неподходящее время для смеха, чем сейчас, мне бы не хотелось это увидеть.
Он видит, что я не в восторге от его смеха, но все равно не сдерживается. Он качает головой и лезет в шкаф за одеждой.
– Ты просто наорала на мою мать, - говорит он.
– Ничего себе.
Я сердито гляжу на него, а он прикрепляет кобуру на свою полицейскую форму.
– Рада, что моя ситуация тебя забавляет, - решительно перебиваю его.
Прохожу мимо него и выскакиваю за дверь. Когда я достигаю его машины, забираюсь внутрь и захлопываю дверь. И когда остаюсь одна в темноте, я начинаю рыдать.
Я позволяю себе плакать так сильно, как могу, пока не вижу Трея, выходящего из дома через несколько минут. Я немедленно останавливаю слезы и вытираю глаза. Он закрывает дверь машины, а я отворачиваюсь к окну. Надеюсь это очевидно, что я не в настроении для разговора.