Признайся
Шрифт:
Она уже лежит в палатке, я тоже забираюсь внутрь и ложусь рядом с ней. Мы лицом друг к другу, и несколько мгновений, все, что мы делаем - это пялимся.
В конце концов, я поднимаю руку и убираю прядь волос с ее лба. Заметив, как она слегка отстраняется, я роняю руку.
Похоже, она не хочет начинать разговор, потому что знает, первое, что необходимо обсудить - это ее отношения с Треем. Я не хочу ставить ее в неловкое положение, но мне тоже нужно знать правду. Я прочищаю горло и выдавливаю из себя вопрос, который не хочу задавать.
–
Это первые слова, которые я сказал ей с тех пор, как мы попрощались месяц назад. Я ненавижу, что выбрал именно эти слова быть.
Я должен был сказать: “я скучал по тебе” или “ты выглядишь прекрасно”.
Я должен был сказать слова, которые она хотела бы услышать, но вместо этого, я выбрал слова, которые ей неприятно слышать. Я знаю, что ей непросто их слышать, потому что ее глаза опустились вниз, и она больше не смотрит на меня.
– Это сложно, - объясняет она.
Если бы она только знала.
– Ты его любишь?
Она сразу же качает головой:
– Нет.
Это наполняет меня облегчением, но я ненавижу, что она с кем-то по неправильным причинам.
– Почему ты с ним?
Она смотрит мне в глаза и выражение ее лица ожесточается.
– По той же причине, по которой я не могу быть с тобой, - она замолкает.
– ЭйДжей.
Это, пожалуй, то, что я не хочу слышать, потому что это - единственное над чем я не имею контроля.
– Из-за него ты ближе к ЭйДжею, а из-за меня с точностью до наоборот.
Она кивает, но слегка.
– Ты что-нибудь чувствуешь к нему? Хоть что-то?
Она закрывает глаза, как будто ей стыдно.
– Как я сказала… все сложно.
Я протягиваю свою руку к ее руке, сжимаю, тяну ко рту и целую.
– Оберн, посмотри на меня.
Она смотрит на меня снова, и больше всего на свете я хочу наклониться и поцеловать ее. Хотя, это последнее, что ей нужно. Это только добавит еще больше осложнений в ее жизнь.
– Прости, - шепчет она.
Сразу качаю головой. Мне не нужно слышать, как она сожалеет о том, что мы не можем быть вместе. Причины, по которым мы не можем быть вместе - моя вина. А не ее.
– Я понимаю. Я никогда не стану частью чего-то, что может держать тебя далеко от сына. Но ты должна понимать, что Трей - это не выход. Он нехороший человек, и ты не захочешь, чтобы ЭйДжей взрослел вместе с ним, имея его в качестве примера.
Она перекатывается на спину и смотрит вверх. Мне не нравится расстояние, появившееся только что между нами, но вижу, что мои слова не удивили ее. Понимаю, что она знает, что он за человек.
– Он любит ЭйДжея. Он хорош для него.
– Как долго?
– спрашиваю ее.
– Как долго ему придется притворяться, чтобы завоевать вас? Ведь это не продлится долго, Оберн.
Она поднимает руки вверх к лицу, плечи начинают трястись. Я обнимаю ее и притягиваю к груди. Не думал, что своим визитом заставлю ее плакать.
– Прости, - шепчу
– Я не сказал тебе ничего нового. Уверен, что ты уже взвесила все варианты, и этот единственный, который приемлем для тебя. Я понимаю. Просто ненавижу это.
Я провожу рукой по ее волосам и целую в макушку. Она позволяет мне держать ее несколько минут, я смакую каждую из тех минут, потому что мы оба знаем, что следующее, что она скажет мне - это «прощай». Не хочу, чтобы ей пришлось сказать это.
Целую ее еще раз в макушку. Целую ее в щеку и провожу пальцами по ее подбородку, наклоняя ее лицо к моему. Наклоняюсь к ней и нежно прикасаюсь к ее губам. Не даю ей времени на то, чтобы напрячься по этому поводу. Закрываю глаза, отпускаю ее и выбираюсь из палатки.
Она сделала свой выбор, и хотя это не наш выбор, это единственный выбор, который ей подходит прямо сейчас. И я должен уважать ее решение.
Оставив своего кота в студии, решаю, что нет лучшего времени для встречи с отцом, как не в полночь.
Он почтил мою просьбу - не навещал меня и не звонил во время моей отсидки. Я был удивлен, что он не навестил меня, но маленькая часть меня надеялась, что он не сделал этого потому, что увидеть собственного сына в тюрьме по собственной вине было слишком для него.
За эти годы я давно понял, нельзя позволять себе слишком надеяться, но солгал бы, если бы сказал, что каждая часть меня не молилась о том, что, пока меня не было, он был в реабилитационном центре.
Я ждал, что он будет либо спать, либо его не будет, так что захватил свой ключ от дома. Свет был везде выключен.
Вхожу в дом и сразу же вижу слабое свечение телевизора. Поворачиваюсь в сторону гостиной - отец лежит на диване. Понимание, что он не в реабилитационном центре накрывает меня волной разочарования, но я не могу отрицать, что был и маленький прилив надежды на то, что он лежит на диване и уже не дышит.
И это не то, что сын должен чувствовать к своему отцу.
Сажусь на журнальный столик, в метре от него.
– Папа.
Он не сразу просыпается.
Я наклоняюсь в его сторону и подбираю пузырек с таблетками. То, что я только что провел месяц в тюрьме, для него должно было быть более, чем достаточно, чтобы перестать хотеть принять хоть одну из них. Увидев это, мне хочется выйти из этого дома и никогда не оглядываться назад.
Мой отец - хороший человек. Я знаю это. Если бы он не был хорошим человеком, мне было бы легче уйти. Я бы сделал это давным-давно. Но я знаю, что он не контролирует себя. Уже много лет.
После аварии, ему было очень больно, физически и эмоционально. Не помогло и то, что весь месяц, пока он был в коме, они подсадили его на лекарства.
Когда он, наконец, пришел в сознание и стал поправляться, таблетки были единственной вещью, которая облегчала его боль. Когда он начал нуждаться в больших дозах, чем ему было предписано, врачи ему отказали.