Призовая охота
Шрифт:
На этом мы с генералом и распрощались. Встречаться лично пока не планировали, считая, что сможем проговорить детали дальнейших действий и последующего сотрудничества после моего выхода из СИЗО. Но сам момент освобождения мы успели просчитать в мелочах. Я сам в подобной ситуации, окажись на месте оперов и следаков, что охотятся за моей головой, момента упустить не пожелал бы. Следствие наверняка основным, если не единственным, мотивом рассматривало месть со стороны родственников тех, кто был убит мной на Северном Кавказе. Эта версия просто сама просилась в головы следователей. А о том, что существует какой-то список людей, или о том, чтобы ликвидировать откровенную террористическую угрозу в каком-то из российских городов, и речи не возникало. Не возникло в первую очередь
Все это стало возможным после подмены естественного жесткого и безжалостного подавления терроризма и бандитизма либеральными методами. Начали жестко, по-государственному. Так бы и продолжать, но в силу ряда причин мы имеем сейчас то, что имеем. И это принуждает нас, представителей силовых структур, принимать свои меры. И действовать так же негласно, как действуют наши противники. А мы готовы так действовать, и мы умеем так действовать, и мы будем так действовать...
Утром мама смотрела на меня напряженно. Я показал ей предназначенную для связи с генералом Лукьяновым трубку и положил ее на полку в кухонный шкаф. Если меня будут задерживать, обыск гарантирован. Мамину трубку взять не должны. Это вообще не мой дом, а ее. Отдавать ей трубку с собой в школу тоже пока было нельзя, потому что генерал мог позвонить и мне. Но я, честно говоря, не завтра готовился к аресту. Генерал обещал мне еще день, а он лучше меня знал, как разворачиваются события в ментовке.
По моим расчетам тоже получалось, что раньше ночи следаки ничего не успеют. Им нужно собрать группу захвата и отправить ее к нам в гарнизонный городок. Это семь часов на автомобиле, поскольку поездом они могут выехать только в ночь, а вертолет группе захвата ради меня никто не выделит. Семь часов вместе с затягивающимся выездом из города, а быстрым он не бывает. Потом неминуемая задержка на месте. На территорию бригады группу захвата никто, разумеется, не пустит. Бригада спецназа ГРУ вовсе не стройбат, и следаки должны это понимать. К нам даже группу захвата ФСБ не пустят без особого приказа с Хорошевки. Пока будут разбираться, что нужно чужакам, кого они разыскивают и по какому поводу, тоже время пройдет. А без этого им никакой информации никто не даст. Потом Москву запросят. Если там разрешат сразу, тогда информацию дадут. Пока группа вернется, пока свяжутся с госпиталем – будет уже глубокая ночь. А в госпитале что-то узнать обо мне получится только в рабочее время. По крайней мере, адрес мамы и мой номер телефона можно взять только у лечащего врача. Опять же в рабочее время, если только, случаем, он не дежурит в отделении. Но, я думаю, генерал Лукьянов должен этот вариант предусмотреть и позаботиться, чтобы его не только на дежурстве, но и дома не оказалось. На рыбалку, предположим, уехал. Значит, все благополучно откладывается до завтра.
Мама ушла, на всякий случай попрощавшись со мной. У меня был еще час до поездки в госпиталь, и я включил компьютер. Но обещанного сообщения о том, какой я нехороший человек, на сайте еще не было. Никто почему-то не стремился «сдать» меня как можно быстрее. Но это к лучшему. Вернусь из госпиталя – успею доделать столбик под полом веранды.
С этими намерениями я переоделся в форму; на всякий случай, чтобы не оставлять его дома, взял с собой пистолет в кобуре и вышел во двор. Но, когда я открывал ворота, чтобы выгнать машину, к дому подъехала другая машина, не ментовская. Но из нее вышел Толик Сазонов и два не знакомых мне человека. Один в штатском, второй в прокурорском мундире или в мундире Следственного комитета – я не вижу разницы даже по знакам различия в петлицах. Толик поздоровался со мной слегка смущенно и представил
– У меня в роте служил пару лет назад прапорщик Лакренец, – сказал я. – Не имеете родственников в спецназе ГРУ?
– Может быть, – вальяжно и лениво ответил майор. – Хотя не исключено, что и однофамилец.
– Товарищи поговорить с тобой хотят, – сообщил участковый.
– Пораньше приехать не могли? – проворчал я. – Мне в госпиталь нужно. Через день туда наведываться обязательно должен. Иначе меня на больничную койку полностью упекут. А у меня дома дел полно, – кивнул я на недоделанный столбик под углом веранды. Пока столбик был разобран, сама веранда стояла на обыкновенном автомобильном домкрате. Правда, его пришлось позаимствовать у соседа, имеющего грузовик, – домкрат от моего «Тигуана» выдержать веранду едва ли смог бы.
– Время выбираем не мы, время выбирает нас. Такая у нас профессия, – патетически сказал мент в гражданском. – Но долго мы вас не задержим. Ваш участковый вчера, – последовал кивок в сторону старшего лейтенанта, – даже протокол не составил. Придется составлять.
– По какому поводу протокол? – поинтересовался я с невинностью цыпленка. – Я что-то нарушил? Вроде бы к хулиганству склонности не имею...
– Протокол допроса. Вы же в курсе, что рядом с вашей деревней произошло.
– В курсе, – сказал я мрачно, даже недовольно, но это было намеренно. – Колхоз давно благополучно накрылся, все, что могли, растащили, что не смогли, еще растаскивают. Поля сорняками заросли и сажать на них никто ничего не собирается. Вы об этом, я полагаю?
– Об этом в следующий раз, – улыбнулся, как пригрозил, майор Лакренец.
– Здесь писать будете или в дом пройдем?
– Здесь оводы надоедают, лучше в дом.
Оводы, в самом деле, надоедали. Я недавно даже собирался перестрелять их, но потом понял, что патронов у меня не хватит. Это, понятно, шутка...
Чтобы показать, что тороплюсь, я несколько раз бросал взгляд на часы. И садиться не стал, предпочитая разговаривать стоя, хотя все три моих визитера расселись с удобствами. Вопросы, которые мне задавали, мало чем отличались от вопросов старшего лейтенанта Сазонова. Разница была только в том, что и вопросы, и ответы протоколировались. И опять интересовались пистолетом. Проверили количество патронов, заглянули в ствол в передней части, понюхали, словно это оружие со склада, никогда не знавшее пороховых газов. Но пистолет я чистил недавно, и потому следов пороха и запаха гари ощутить никто, естественно, не мог.
– Оружие придется изъять, – решил майор Лакренец.
Я молча забрал пистолет из его рук и засунул себе в кобуру. Мои действия выглядели вполне обоснованными и двойного толкования не допускали.
– Не волнуйтесь. Мы составим протокол изъятия, опечатаем в целлофановом пакете, и никто к вашему пистолету не прикоснется, кроме экспертов, – попытался смягчить мою решимость капитан Лактионов.
– А с какой стати вы намерены изъять у меня оружие? Что я пистолет не отдам, можете не сомневаться. А вопрос задаю из простого любопытства. С какой стати? И что за экспертиза? Я, что, подозреваемый?
– Как это не отдадите? – не понял майор. – Мы заберем и составим протокол об изъятии. Все по закону.
– Попробуйте. Но я откровенно не рекомендую предпринимать такую попытку.
– А если мы предпримем? – Лакренец хотел проявить характер, хотя характера не хватало. Он умел, наверное, проявлять его там, где это было не сложно. А сейчас растерялся и потому задавал глупые вопросы.
– Если предпримете, грех будет на вашей совести.
– Какой грех? – не понял Лактионов, вставая и отодвигая от края стола протокол, словно был готов к физическому противостоянию. Но я уже по его позе понял, что он к такому противостоянию не готов и готов никогда не будет, потому что вовремя не научили, а сейчас учиться уже поздно. Для обучения ему нужно килограммов десять веса сбросить, а это менту, видимо, трудно.