Призрачное счастье
Шрифт:
Анна смутилась:
— Да… Там в заборе дырка. Две планки отгибаются. Ой, Пална, это ж они через эти планки и пробрались!
— Плохо, Аня, совсем плохо. Мне сказали, что возле детдома видели мать Катюшки и Лёли. Надежду Косареву.
Анна охнула и упала на стул:
— Да что ты говоришь! Объявилась, значит?
— К сожалению. Любые сроки когда-нибудь заканчиваются. Хота… Нужно бы выяснить в милиции, не сбежала ли она.
Меня это очень беспокоит. Родительских прав ее лишили
— Но ей ничто не указ, — запричитала Анна. — Я ее хорошо помню. Страшная женщина. Да ее и женщиной-то назвать язык не поворачивается.
— То-то и оно. Мы все ее помним. Еле выходили девчонок после ее родительских забот. Лёлька только у нас и заговорила, — качала головой Виктория Павловна.
— Да как! — улыбнулась Анна. Болтушка стала, любо-дорого смотреть. Что же делать, Пална? А если это она увезла девчонок?! Ведь Надьку ничто не остановит. Уж если она что в голову возьмет…
— Надо думать, Аня, надо думать, — Виктория Павловна нервно забегала по кабинету.
— Кто же знал, что Надька сюда вернется…
— А если эта… мамаша что-нибудь учудит? От нее всего ожидать можно. Она уже один раз сдавала дочку нищим милостыню просить. Еле вырвали. А Лёлька вон какая хорошенькая. Да и Катюшка симпатичная. Мало ли что этой уголовнице в голову придет, — печалилась директриса.
Женщины тяжело задумались. Наконец Виктория Павловна решительно сняла трубку телефона и стала набирать номер. В кабинет заглянули Артем и Диана. Директриса жестом попросила их помолчать и заговорила в трубку:
— Вас беспокоит детский дом. Директор Строгова Виктория Павловна. У нас произошло ЧП. Да. Сегодня. Исчезли две воспитанницы. Нет, сами уйти не могли. Мы кругом обыскали. Старшей — шестой год, младшей — второй. Косаревы Ольга и Екатерина. И посмотрите, пожалуйста, окончился ли срок заключения у их матери, Косаревой Надежды Федоровны? Ждем.
Виктория Павловна положила трубку.
— Значит, правда. А я думала, может, спрятались где. Как они пропали? — спросила Диана.
— Как сквозь землю… — вздохнула директриса.
— Вы сказали — Косарева? — переспросил Артем. — Кто она такая? И почему девочки в детдоме при живой матери?
— Какая она мать. Зэчка бывшая. Сейчас вот проверят, не сбежала ли. Бедные мои детки!
— А Лёлечка еще после простуды не оправилась как следует. Ей режим нужен, — заплакала Анна.
— Где она живет, эта Косарева?
— Тут, в Радужном. У нее дом после матери остался. Так, развалюха. Хотя со своих доходов могла бы и дворец построить. С цыганами зналась. Потом они горшки побили. Люди говорили, что она, Надька, и цыган обманула.
— У вас есть фотографии девочек? — не унимался Артем.
— Есть. Я сама их фотографировала, — ответила Диана.
— Давайте
Зазвонил телефон, и Виктория Павловна сняла трубку:
— Да, я. Строгова. Выпустили? Когда? Все сходится. Спасибо.
Директриса обвела всех тяжелым взглядом:
— Косарева Надежда Федоровна уже неделю как освободилась из мест лишения свободы.
Артем отобрал несколько фотографий.
— Зачем тебе это? — спросила Виктория Павловна.
— Я их хоть за морем найду.
— Но я уже заявила в милицию. Они будут искать.
— Милиция ищет в рабочее время и за зарплату, а я — для себя и за совесть. — И Артем умчался.
— Артем, я с тобой, — кинулась за ним Диана.
— Господи, хоть бы глупостей не наделали, — молилась Анна Вадимовна.
В кабинет к Борису Михайловичу вошел взволнованный Юрий Владимирович.
— Послушай, Борюсик… — начал он с порога, но, заметив медсестру, осекся. Ох, извините, Мариночка, здравствуйте.
— Ничего, ничего, мы нашего шефа сами за глаза Борюсиком называем. Он не обижается. Вам нужно поговорить? Я выйду, хоть пообедаю сегодня вовремя. Вы тоже трудоголик, как Борис Михайлович?
— Я? Да. В смысле — нет. В том смысле, что… Короче. Борис, нам надо поговорить.
— Идите, Мариночка, вы на сегодня вообще свободны, — кивнул медсестре Борис Михайлович.
Когда она вышла, Борис Михайлович испуганно спросил:
— Что-то с Никушей?
— Да. В смысле — нет, — путано отвечал Юрий Владимирович. — Я имею в виду не со здоровьем. Врач сказал, что теперь дело за природой. Они сделали все, что могли. Должно наступить улучшение. Что я хотел сказать? Ах да, врач… Извини. Я должен позвонить.
Он набрал номер.
— Амалия Станиславовна, я только что из больницы.
— Что-нибудь с Доминикой?
— Нет. С врачом. Он сказал, что его увольняют.
— Я вас поняла. Приму меры. Как его фамилия?
— Ковальчук. Виктор Степанович Ковальчук. Спасибо, Амалия Станиславовна.
Юрий Владимирович повесил трубку и без всякого перехода объявил:
— Боря, я все понял. Нику хотели убить.
Борис Михайлович, услышав, что Доминику хотели убить, чрезвычайно удивился:
— Вы сказали, что Нику хотели убить? Вы что-то узнали?
— Я просто сопоставил факты, — объяснил Юрий Владимирович. — Посуди сам. Мы накануне гуляли с немцем. Все было хорошо. Сергей и Ника были оживлены и веселы.
— При чем тут все это? — не понимал Борис.
— А при том, что Никуша одна уехала в Озерку. А ночью, понимаешь, этой же ночью, она зачем-то помчалась в город, да еще на сумасшедшей скорости.
— Да, я всегда говорил Никуше, что она — лихач, — заметил Борис.