Призрачный престол
Шрифт:
Хотелось раствориться во тьме. Все, чего он по большому счету достоин.
– Можешь не думать о возвращении, – угадав, а может и прочитав его мысли, сообщил перевозчик. – То, чего вы сделали вместе с сыном принцем Брейта, вполне хватило. Сущность, пожиравшая завесу прежде, чем она восстановится, изгнана – и стены миров встали на им положенное место. Айдан Бирн не сказал тебе, но, согласно правилам, прочитанным им в старых книгах, мертвец, осознанно пожертвовавший жизнью ради спасения мира, обретает новую жизнь. Клэг наполняет его ею, вновь возвращаясь в число живых. Он молчал… потому что знай ты, что ничем не рискуешь, ничего бы и не сработало.
– Так что, – поднял брови Гледерик, – я теперь человек?
– В той степени, – сообщил ему лодочник, – в которой это позволяет
По-хорошему, новость должна была принести вместе с собой облегчение – но вместо этого она не оставила на сердце Гледерика совсем никакого отклика. Снова полностью живой, возвративший себе человеческую природу, Дэрри чувствовал себя мертвым больше, чем в те недавние безумные дни, когда они с Гаретом Крейтоном и Остином Колдером, преодолевая все мыслимые препятствия, прорывались в город Карлайл. Погибшие друзья не отпускали, а собственная неспособность за них отомстить жгла изнутри огнем.
Весло поднималось и опускалось, и лодка медленно взрезала воду.
– Ты тот, кого называют Харон? – немного помедлив, спросил Гледерик.
– Было у меня много имен, Галахад – как, впрочем, и у тебя, – в голосе лодочника послышалась ничем не скрываемая насмешка. – Звали меня и Хароном, среди эллинов, как звали еще и по всякому – в иных землях, в прочие дни. – Перевозчик немного поерзал, и Гледерику показалось, что под серым плащом сверкнуло нечто ослепительно белое. Раздался шелест невидимых крыл. Гледерик потряс головой – и наваждение мигом пропало. Теперь перед ним сидел просто сгорбленный незнакомец, наверняка пожилых лет, если судить по возрасту, и кутавшийся в плащ не иначе просто от холода. Словно не заметил его замешательства, лодочник продолжал: – А правильно, шкет, ты пошел тогда на зов Гарета. Остался бы безучастным, топал бы себе прямо преспокойно, как я тебе насоветовал – до скончания времен затерялся бы во мгле. Иногда мы просто делаем хорошие дела, когда можем, и неважно, в какую они упадут почву.
Гледерик не ответил.
Он не сумел бы определить точно, сколько времени они еще плыли – может, несколько часов, а может, несколько лет. Лодка качалось, весло скрипело, иногда перевозчик принимался тихо напевать себе что-то под нос, и некоторые песни Гледерик узнавал. Его клонило в сон, но он изо всех сил держался, не клевал носом – откуда-то явилась твердая уверенность, что спать сейчас, на борту, ни в коем случае нельзя, если ему хочется потом проснуться. Память о перенесенных невзгодах поблекла, отступила в прошлое, почти перестала жалить – но все-таки не до конца.
Миновало еще некоторое время, и туман принялся редеть. Сквозь него проступили смутные контуры высоких башен и больших домов, во многих окнах сразу зажегся свет, проступили отдаленные городские шумы – и некоторые из этих шумов казались совсем непривычными его уху. Он не различал ни ржания лошадей, ни ругани извозчиков – а только лишь непонятный приглушенный гул, немного напоминающей трескотню цикад, но утробнее и громче разом. Мгла над головой совсем рассеялась, приоткрывая ночное небо, усеянное знакомыми созвездиями. Дэрри без труда различил Медведицу, Полярную и Кассиопею. Впрочем, над Регедом сверкали те же самые звезды, что и дома – и это не значило еще ровным счетом ничего.
Берег приблизился неожиданно, обозначился гранитной набережной. К темной воде, выглядевшей довольно мутной и исчерканной отражениями далеких огней, спускались аккуратно сделанные ступеньки. Подчиняясь непонятному инстинкту, Гледерик встал, перепрыгнул с лодки на самую нижнюю из них и, лишь тогда повернувшись к перевозчику, бросил ему флягу с вином и последний оставшийся сухарь – в качестве платы за проезд.
– Куда мы приплыли? – поинтересовался Гледерик.
– Куда тебе положено, туда и приплыли, – буркнул лодочник. – Все, иди, не задерживай меня, дел по горло еще. За проезд, считай, расплатился – да не пойлом этим паршивым,
– Пендрагона? – уточнил Гледерик.
– Пендрагона. Того, кто царил в Камелоте. Проваливай, сэр Галахад.
Спрашивать что-то еще казалось бессмысленным. Дэрри отвернулся и стал взбираться по лестнице, даже не проследив, отчалила ли лодка. На сегодня безумных разговоров с него, определенно, хватило. Миновав несколько десятков ступенек, он вышел на просторную площадь, сейчас, по ночному времени, совершенно безлюдную. Впереди простирался город, поднимаясь островерхими черепичными крышами и выглядевший ужасно знакомым и вместе с тем странно переменившимся. Некоторые окна оставались погашенными, в других горел странный свет, слишком ровный и яркий по сравнению с привычным ему, и навевавший мысли о магии – а еще почему-то воспоминания о напичканных машинами Древних подземельях Вращающегося Замка. Отдаленный приглушенный гул то утихал совершенно, то раздавался снова, но лишь на короткое время, как если бы его источник то приближался, то удалялся.
Судя по расположению звезд и прогретому, не слишком прохладному воздухе, на дворе стояло позднее лето. В своей плотной куртке Гледерик немедленно покрылся потом. А еще, кажется, не очень поздно. Может, часов десять или одиннадцать, и город не успел отойти ко сну – солнце закатилось хорошо если пару часов назад, а большие города долго не спят. Гледерик огляделся по сторонам, пытаясь разобрать, где же он все-таки оказался.
Встававшая по правую руку над площадью крепостная громада была ему определенно знакома. Дэрри едва не вскрикнул, когда наконец опознал королевскую цитадель Тимлейна, нависшую прямо над ним, всего в какой-то сотне шагов. Ту самую, за много веков до его рождения воздвигнутую королями из династии его предков, ту самую, из чьих стен дом Карданов шесть веков управлял Иберленом, ту самую, в чьи ворота он с боем ворвался, свергая Брайана Ретвальда, чтобы надеть, пусть и ненадолго, королевский венец. Сейчас эти ворота стояли прочно закрытыми, но Гледерик ничего не мог сделать с резко охватившей его радостью. От возбуждения он едва не пританцовывал на месте.
Странный перевозчик все-таки доставил его домой, и эспланада, посреди которой он сейчас стоит, это Парадная площадь Тимлейна! Только… Пусть даже сейчас ночь, почему в окнах почти нигде не горит свет? Отчего королевская крепость погружена в темноту и тишину, столь ей несвойственную? Куда подевались придворные, слуги, а как же идущие до утра балы и приемы, где ругающиеся извозчики, неизменно дежурящие возле экипажей на привратной площади? Тем более, летние ночи всегда веселы, а когда Айтверн сразил Гледерика, как раз истекала весна. Окружающий город не спит, это заметно сразу, напротив – выглядит вполне приободренным, почему же тогда королевская цитадель покинута, как если бы двор оставил ее?
Может быть, наследник Ретвальдов до сих пор не успел добраться сюда из ставки своих войск, а Коронный совет, до того подчинявшийся Гледерику, разбежался в страхе перед возвращением сына короля Брайана? Но почему тогда некоторые башни выглядят совсем непривычно, как если бы их успели несколько раз перестроить? Откуда взялся этот слишком ровный, уж точно исходящий не от обычных светильников свет, и почему из города доносится нечто наподобие жужжания огромных жуков?
У Гледерика похолодело внутри, но он все равно решительным шагом направился в крепости, желая скорее все разузнать. Сквозь запертые парадные ворота вовнутрь было не пробиться уж точно, но он хорошо помнил расположение ближайшей боковой двери, ведущей в солдатскую караульню – к ней и направился. Деревянная дверь тоже была заперта, из окошка вырывался, делая тень Гледерика длинной и ломкой, все тот же странный искусственный свет, но Дэрри, постаравшись задавить в себе любые сомнения, подошел к двери и истошно в нее заколотил.