Призрачный престол

Бочаров Анатолий Юрьевич

Меч не производил особенного впечатления – простая сталь, не худшего качества, но и ничего запредельного, расколотая, вдобавок, вдребезги. Обычная костяная рукоять, перевитая шнуром, заканчивалась обломком клинка. Наверно, пресловутый Тейн был неплох в бою, но от прославленного в здешних краях колдовского меча Гледерик ожидал большего. Никаких рубинов и аметистов не украшало эфес, по древней стали не вились магические руны – таким оружием вполне мог бы сражаться ландскнехт. Совсем как мечи, которыми пользовался сам Дэрри. Что касается Мирддиновой, так вроде

этого легендарного волшебника звали, чаши Фуахд, та и вовсе оказалась сделана из меди, лишь покрытой золотыми письменами. Все осколки, и Тейна, и Фуахд, в свое время тщательно собрали. Клинок оказался разбит на семь или восемь частей. Чаша – на несколько десятков.

– Я ожидал, — сказал Колдер, нахмурившись, — чаша будет из золота.

— Была бы из золота, – подошедший к столу казначей насмешливо улыбнулся, — ее давно бы попробовали похитить, а так она пылилась здесь много веков, никому толком не нужная, пока однажды не была найдена сломанной, как заявил король Дунстан, взойдя на престол. Он сваливал случившееся на неудачливого вора, якобы владевшего магией, связывал с нападением мерсийцев и с гибелью брата. Утверждал, что пресек похищение реликвий лично, но не сумел препятствовать их повреждению. Теперь, благодаря вам, мы хотя бы знаем, что тогда на самом деле случилось.

– Скучаете по Дунстану? — полюбопытствовал Дэрри.

— Не слишком. Он был не лучшим королем. Слишком погруженным в свои старые книги, от которых не отрывался. Теперь-то понятно, он искал секреты бессмертия, пока страна бедствовала, голодала и пыталась противостоять чужеземцам. Не лучшее увлечение для монарха. – Казначей недовольно поджал губы. — Ладно, что о том говорить – все пустое. Я прошу, сэр Гледерик, приступайте. Мы пришли сюда не потешить скуку.

— Сейчас начнем, -- пообещал Гледерик и глянул на Колдера.

Он ждал, что тому придется дать какие-нибудь разъяснения, но нет, новоявленный король Регеда хорошо запомнил, о чем говорил перед гибелью Бирн. С решительным видом Остин Колдер подошел к столу, остановился перед разложенными на них обломками реликвий, не сводя с них пристального взгляда. На секунду Гледерику захотелось поторопить его, но он тут же себя одернул.

«Парень не так глуп, раз сумел взобраться на престол, пусть даже с помощью Кинрига и немного моей. Казаться простаком – тоже искусство, особенно когда ставки столь высоки, а он свою роль сыграл на отлично. Если начну поучать его, выставлю в нелепом свете нас обоих, а Холпин – хитрый змей и непременно это запомнит».

Будто догадавшись, о чем думает Дэрри, Колдер сказал:

– Одну минуту. Со мной тайком занимались чародеи лорда Элворта, лорд Кинриг их пригласил. Как плетутся чары воссоздания, я помню – пару раз, в боях на мерсийской границе, они помогали мне подлатать проломленный щит. Сейчас только… давно этим не занимался… позвольте сосредоточиться.

– Разумеется, ваше величество, – елейно проговорил казначей.

– Титуловать меня станете, когда мы со всем здесь разберемся, – буркнул Остин. – Так… еще минуту, погодите.

–

В вашем распоряжении все время мира, мой король.

Колдер словно бы не слышал Холпина, ставшего каким-то неуловимо напыщенным, церемонно-придворным, излишне лощеным сразу же, стоило им перешагнуть порог королевской сокровищницы. В иных обстоятельствах поведение казначея насторожило бы Гледерика, но сейчас все его внимание оказалось поглощено предстоящим магическим действом. Дэрри поглядел на товарища, обратил внимание, как напряжено лицо Колдера, как побелели его руки, вцепившиеся в край столешницы.

Прежде Гледерик почти не имел никаких дел с магией. Он встречался с волшебниками редко, благо в его родном мире он почти перевелись, истребив друг друга в войнах много столетий назад. Те немногие, кто оставался, владел лишь куцыми обрывками знаний. Его собственный дар, доставшийся в наследство от далеких предков, долгие годы надежно спал. Теперь, в Регеде, колдовской дар пробудился в Гледерике, изменяя заодно его самого. Его восприятие обострилось, его чувства приобрели неведомую им доселе остроту. Наблюдая сейчас за Колдером, Дэрри отчетливо осознавал, что тот приводит в движение силы, незримые простому человеческому глазу.

Это было все равно, что чувствовать кожей дуновение ветра или слышать мелодию, недоступную прочим ушам. Нечто наподобие Гледерик испытывал, когда некромант играл на флейте Клэг, но сейчас эхо магии сделалось не столь гремящим, не сводило с ума, позволяло оставаться в ясном рассудке. Прямо сейчас Остин Колдер зачерпывал у магических потоков силу, пытался ее обуздать, придавал форму неограненной прежде чистой энергии, сплетая при ее помощи заклятие. Дэрри понимал это со всей ясностью, хотя и не смог бы объяснить словами природу своего чутья.

На этот раз не случилось никаких вспышек света, не били молнии, не ярился зачарованный огонь. Лицо Остина сделалось еще более напряженным, его зубы бешено застучали, словно от холода – а осколки древних меча и чаши, разложенные перед собравшимися в комнате на столе, начали медленно, будто нехотя сдвигаться ближе друг к другу, подталкивая творимыми новым королем Регеда чарами. Остин сплюнул ругательством на выдохе, пополам с мокротой и кровью; его пальцы перекрутило судорогой, и на мгновение Гледерику даже почудилось, что пальцы недавнего капитана сделались длиннее и тоньше, куда длиннее и тоньше, чем полагалось бы человечьим.

Движение осколков продолжилось – очень нехотя, они все же сближались, пока не оказались совсем близко друг к другу. Обломки клинка срастались прямо на глазах, не оставляя никаких трещин, напоминавших о том, что еще минуту назад он был сломан. Полоса стали, длиной в полтора фута, стремилась объединиться с сиротливо валявшейся рядом на столе рукоятью. Медные черепки, уцелевшие от чаши Фуахд, взлетели в воздух, закружились в танце, складываясь воедино. По ободкам на глазах возрождающейся из осколков чаши проступил нанесенный золотыми письменами непонятный Гледерик рунический узор.