Призрачный Странник
Шрифт:
— И Федерация не станет этого требовать от них, если таков их выбор. К сожалению, — продолжал капитан, — их прежний образ жизни, как ни крути, всё равно находится под угрозой сейчас, когда клингоны заявляют права на протекторат над этой планетой. У меня создалось впечатление, что многие из них то ли не понимают этого, то ли не хотят понимать, но клингоны легко могут заявить, что без сельскохозяйственного развития пигмины не могут считаться носителями «культуры». Со временем Призрачный Странник может собрать много голосов в поддержку полной изоляции. В любом случае,
— Совершенно нелогично, — неодобрительно сказал Спок.
Внезапно на панели маленького ручного сканера Ухуры с тихим щебечущим звуком зажглась красная лампочка.
— Кто-то идёт, — предупредила Ухура. — Они прошли мимо датчика в шестом коридоре.
Спок переключил портативный экран в режим видеонаблюдения. В полумраке коридора, освещённого в нерабочие часы лишь в четверть силы, они могли различить коренастую, дородную фигуру в красном комбинезоне технической службы, двигающуюся с неожиданной лёгкостью, словно танцор.
— Это старшина Бруновский, — узнала его Ухура.
Спок погасил экран, а Ухура щёлкнула самодельным выключателем люминесцентной панели на потолке, погрузив комнату в прежнюю темноту, какой она была до их прихода.
— Всем оставаться на местах, — прозвучал из мрака низкий, чуть скрипучий голос вулканца, и Хелен услышала тихий шелест его одежды, когда он пересёк комнату и приблизился к закреплённой на петлях переборке, которая некогда — пока Бруновский не уговорил друга поработать над ней — составляла часть внутренней герметичной оболочки корабля.
Тусклый свет из коридора показался очень ярким, когда дверь со скрипом отворилась, и на пороге обрисовался приземистый силуэт. Как суставчатая лапка паука, рука Спока скользнула в этот светлый прямоугольник и легко опустилась на плечо Бруновского. Колени злополучного техника подогнулись, и он без единого звука осел на пол.
— Доктор, я предлагаю сделать ему инъекцию трихемизона и усыпить на сорок восемь часов, — сказал Спок, опять включая осветительную панель и закрывая переборку. — Никто не должен знать о нашей штаб-квартире…
— Лучше и Миллера заодно, — вставил Кирк. — Я вижу список дежурств — там отмечено, что он освобождён от вахты на сегодня, потому что всю ночь проработал на зачистке, но я слышу его голос через контур речевого управления. Он в главном компьютерном зале, пьёт кофе с энсином Джакомо.
— Вы думаете, они рассказали ей об этом месте? — забеспокоилась Чепэл.
— Минуточку, — возразил Маккой, сердито насупив седоватые брови. — Может, сейчас и не время спорить об этике, но я когда-то давал клятву не применять лекарства для того, чтобы лишить свободы невинного.
— Возможно, — тихо согласился Спок, снова опускаясь на колени рядом с Бруновским. — Но с точки зрения логики, этого человека едва ли можно назвать «невинным». Более того, если его лишить свободы каким-либо иным способом, ему и его сообщнику будет угрожать серьёзнейшая опасность со стороны пришельца, который уже совершил
Маккой неприветливо скривил рот.
— Мне следовало знать, что вы и здесь найдёте логическую причину.
Он выудил шприц из сумки на поясе и вставил в него ампулу.
Спок взглянул на него с некоторым удивлением.
— Если это так, доктор, то зачем…
Шприц ядовито зашипел; Бруновский вздохнул и развалился, как вытащенный на берег кит.
— Надо бы убрать его отсюда, — сказал Маккой, и они с Чепэл, обхватив пациента с двух сторон, кое-как подняли его на ноги. — Мне это не нравится, но…
— Возьмите служебный лифт номер три, — посоветовал Кирк. — Им никогда не пользуются в это время ночи.
И потом, когда они поволокли Бруновского, который отнюдь не был пёрышком, за дверь, тихо добавил:
— Хелен?
Она помолчала, наполовину обернувшись назад. В те минуты полной темноты она испытала совершенно необъяснимое и пугающее чувство, будто Джим здесь, в комнате, вместе с ними, что он стоит прямо рядом с ней… хотя здравый смысл говорил ей, что Джим на самом деле находится в Центральном компьютере на восьмой палубе, и оттуда слушает их, разговаривает с ними через нити сверхпроводящих нервных окончаний компьютера, что ведут через кормовой кабелепровод в резервный компьютерный зал на девятнадцатой палубе и оттуда, через более тонкие нервные окончания, к которым беззастенчиво подключился Миллер, — в этот тёмный отсек.
И всё же она чувствовала, что он здесь.
Жутко было слышать его голос, по-прежнему звучащий из маленькой чёрной коробки, пристроенной сбоку от терминала.
— Спасибо, — сказал он. — За то, что помогла… за то, что спасла меня… за то, что верила. И за твой выбор, за решение остаться на корабле и отказаться от своего дела. Мне невыразимо жаль, что это стоило тебе так дорого…
Она быстро замотала головой.
— Джим, я…
Как прикоснуться к компьютеру? Как выразить словами то, о чём невозможно говорить? Она почувствовала, как слёзы снова закипают в глазах, и обнаружила, что дрожит от полного изнеможения. Все усилия последних двадцати часов и вся усталость навалились на неё разом, как удар цунами. Больше всего на свете ей хотелось сейчас прижаться к его плечу, ощутить на себе его руки, снова испытать защиту и тепло его ласки — так, как оно было однажды.
Но от всего этого она отказалась сама в те проклятые дни, когда знала, что Джим — это не Джим; и даже теперь, когда он снова вернулся к ней, это было не так, как прежде. Только жуткий программный суррогат, только бесплотный голос — Эрик из той древней сказки, поющий своей возлюбленной Кристине из-за разделяющей их стены…
Продолжать аналогию ей не хотелось. Она вздохнула, собравшись с духом, чтобы побороть разочарование и усталость, отвела от лица чёрные волосы и выпрямила спину.
— Я не могу об этом говорить, — просто сказала она. — Я устала… Но я рада, очень рада.