Призрак бродит по Техасу
Шрифт:
– Сегодня десяток-другой техасцев был погребен под одной из их горячих пирамид, - вставил Гучу.
– Мы же, техасо-немцы, - глазом не моргнув, скромно продолжал Фаннинович, - всего лишь обеспечили необходимые теоретические изыскания, а также способ находить купол мантии.
– А именно?
– спросил Мендоса после короткой паузы. Ему все еще было интересно, меня же давно тошнило от этой жуткой лекции про океаны расплавленных пород. Планета - просто ад под такой корой! Тут мне пришло в голову, что тошнота может быть первым симптомом
И когда Фаннинович, перед тем как широко зевнуть, запустил пальцы в короткую шевелюру, я был рад увидеть, что волосы у него клочьями не полезли.
– Ну-ну, - сказал он издевательски-снисходительным тоном,
– мы несколько преуспели в подсчетах антинейтрино, пронизывающих по ночам Землю со стороны Солнца. Но в основном мы находим купола в мантии тем же способом, каким адмиралы Великого Фюрера находили вражеские боевые корабли в просторах Атлантики, иными словами, водя лозами по картам Техаса! Хо-хо, вижу, я вас поразил. Вижу, вы готовы презрительно фыркнуть. На здоровье! Это не изменит того факта, что мы, немцы, - древнейшие и самые первые рудознатцы, несравненные химики, потомки подземных богов, мудрые древние кобольды, как указывают даже названия элементов! Ха-ха!
Я перестал слушать последовавшую дискуссию, в которой шел обмен словами вроде "кобальт" и "псих". Я думал о том, что останься на всей Терре один-единственный кусок железной руды, немец его непременно разыщет и выкует из него Железный крест. Передо мной предстало кошмарное неотвязное видение, в котором процессия немцев и египтян кружила среди огромных, сияющих синевой пирамид, а волосы у них выпадали, плоть слезала с костей и мало-помалу они превращались в сверкающие голубые скелеты, увенчанные головами кошмарных животных и серыми касками с остриями.
Я сообразил, что веенвеп приземлился, только когда кто-то вывел меня наружу. Экзоскелет позвякивал и содрогался от судорожных подергиваний озябших фантомных мышц. Как в бреду, я увидел обрамленные мехом черноглазые в глубоких складках лица, словно из выдубленной кожи. Я ощутил запах старых шкур, немытых живых тел и холодного машинного масла. Возникли кожаные стены, по которым, пошатываясь, скользили тени. Затем я ощутил под собой грубый мех, услышал легкое серебристое позвякивание и, проваливаясь в сон, сообразил, что это зазвенел мой экзо.
Следующие двое суток я провел в лагере индейцев кри, отдыхая
– что для человека, страдающего от невыносимой силы тяжести, означает вовсе не восстановление сил, а лишь цепляние за их жалкие
остатки, нарастающее раздражение, стремительную потерю рассудительности и углубление негативизма.
Шатров было около десятка, укрытых в таком редком и худосочном лесочке, что между искривленными стволами в отдалении можно было разглядеть Амарильо-Кучильо и его аэро-космопорт, а также кое-где и патрули дюжих русских солдат.
Мендоса и остальные уговаривали меня затаиться, пока они не свяжутся с русскими и не придут с ними к соглашению. Мой техасский
Я упрямо спорил с ними. Разве я не Эль Эскелето и не прославился на весь мир? Даже Рейчел и Розе удалось добиться от меня только неохотного согласия временно принять их план.
Кри оказались интересным, хотя и угрюмым племенем. Например, их деньгами, а также божками были кувшинчики с нефтью и кусочки угля: теперь они знали, что эти черные субстанции хранят в себе энергию всей животной и растительной жизни. Кри никогда их не жгли, но использовали для меновой торговли и в малых количествах погребали с покойниками, "осеменяя" их для такого же бессмертия.
Но кри меня не занимали. Их жуткий английский и еще более жуткий испанский вызывали во мне раздражение, как и их запах, не похожий на мой, хотя, полагаю, ничем моего не хуже. Я просто старался их не замечать.
Ну, а что до совета затаиться и благоразумно сохранять горизонтальное положение, так кроме тех случаев, когда русские патрули оказывались слишком уж близко, я все дни бродил по лагерю в сопровождении хмурого Эль Тасито. Я часто останавливался, чтобы еще раз взглянуть на серебристый игольный нос "Циолковского" или "Годдарда", который ждал в космопорту, чтобы доставить меня на родину. Во всяком случае, так я объяснял себе его присутствие.
Все время меня грызла мысль, что я теряю драгоценное время, которое мог бы использовать для предъявления своих прав на радиоактивную пирамиду - что бы там Фаннинович ни лепетал о лозах и рудознатцах, мне представлялось очевидным, что именно Пропавший Уранинитовый Шурф Чокнутого Русского подсказал техасцам, где бурить их суперскважину.
Настоятельные советы моих коллег забыть про шурф и смириться: Россия, мол, никогда не допускала, чтобы иностранцы эксплуатировали богатства ее недр, - мне еще очень повезет, если им удастся устроить для меня визу и место в космолете!
– эти разумные советы я выслушивал с большой враждебностью и растущим подозрением. Уж не торопятся ли они сплавить меня с Терры, чтобы завладеть моими богатствами?
На советы набраться терпения и изучить язык кри (Мендоса), потренироваться в стрельбе из лука (Рейчел), попробовать ЛСД (Гучу) я только огрызался.
Возможно, к этому времени я впал в хроническое полубредовое состояние из-за варикозности вен и неадекватного поступления крови в мозг. Впрочем, сомневаюсь. По-моему, в конечном счете все страдания мне причиняло воспаленное самолюбие, осложненное гравитационной болезнью.
Во всяком случае, когда в первый день Мендоса и отец Франциск отправились договариваться с русскими и не вернулись, когда Гучу, Роза, Рейчел - даже Фаннинович!
– на второй день улетели в ве-енвепе и не вернулись, и никак не давали о себе знать, я решил действовать.