Призрак для Евы
Шрифт:
Кладбище было очень зеленым, покрытым буйной растительностью; из травы выглядывали маргаритки, а по старым камням карабкался свежий зеленый мох. На другом берегу канала виднелся наполненный газгольдер. Иногда он бывал почти пустым и напоминал скелет самого себя, вроде тех, что лежат под землей в гниющих гробах. Минти пошла по дорожке среди падуба и хвойных деревьев; плющ карабкался по заросшим мхом поваленным ангелам и покрытым лишайником мавзолеям. На некоторых могильных плитах был вырезан каменный плющ, а поверх него вился настоящий. И ни одного посетителя. Именно здесь, на пересечении двух дорожек, она встретила Джока, который шел к ней в своей черной кожаной куртке. Минти
Это оказалось непросто, потому что до появления Джока у Минти, кроме Тетушки, никого не было. Соновия как-то заметила, что Тетушка у нее вроде Бога, и присутствовавший при этом Лаф возразил, что так нельзя говорить, поскольку Минти не поклоняется Тетушке, не молится ей. На самом деле она молилась, но не могла в этом признаться; вернувшись домой, она опустилась на колени и принялась молиться. Минти пребывала в растерянности и не знала, как поступить: благодарить Тетушку за то, что она умерла и оставила ей дом, или жалеть, что ее нет в живых. В каком-то смысле ее второе желание сбылось.
Гвоздики и гипсофила, которые Минти оставила на могиле две недели назад, теперь завяли и стали бурыми. Вода в вазе тоже была бурой, и ее осталось не больше дюйма. Минти вытащила засохшие цветы, вылила воду на землю и вернула вазу туда, где ее нашла, на могильную плиту перед памятником какому-то старику. Солнце пригревало, и она повернула лицо к его мягким послеполуденным лучам. Минти ждала, что Тетушка или миссис Льюис что-нибудь скажут. Теперь Тетушка почувствует, что значит никаких цветов. Убирая вазу, Минти дала это ясно понять. Мертвые все знают, все видят. Но голоса не приходили; должно быть, они удалились туда, откуда пришли.
Разобравшись с цветами, Минти пошла в кино. Одна. Пешком — до «Уайтлиз» не так уж далеко. Если она и увидит призраков, то в подземном переходе у станции «Роял Оук», хотя у нее не было конкретной причины связывать привидения с подземными переходами. Внизу никого не оказалось — ни призраков, ни их голосов. Минти предстояло сделать выбор между «Своим человеком» и «Пляжем». Она выбрала последний и была вынуждена смотреть историю подростков в каком-то незнакомом месте.
В зал вошел мужчина, сел рядом с ней и предложил леденцы «Поло». Она отказалась, покачав головой, хотя, конечно, подумала о Джоке, а когда мужчина положил руку ей на колено, вспомнила, как обещала Джоку, что будет принадлежать только ему. Минти взяла руку мужчины и изо всей силы впилась ногтями в тыльную сторону ладони, так что он вскрикнул. Затем пересела на три кресла дальше в том же ряду; через минуту или две мужчина ушел.
Когда Минти вышла из кинотеатра, на улице было уже темно и прохладно. Дойдя пешком до Эджвар-роуд, она стала ждать 36-й автобус. Стоя в одиночестве в этом уединенном и унылом месте неподалеку от Пэддингтон-Бейзин, она увидела Тетушку на скамейке автобусной остановки. Фигура Тетушки выглядела не такой плотной, как Джок, но ошибиться было невозможно — пучок седых волос на затылке, очки без оправы и скромные черные ботинки на шнурках.
Минти не собиралась разговаривать с призраком — такого удовольствия она ей не доставит, — но подумала, что Тетушка, наверное, стала видимой из-за того, что она выбросила засохшие цветы и убрала вазу. Миссис Льюис не появлялась. Минти смотрела на Тетушку, а та отвернулась и разглядывала мост через канал. Через несколько минут подошел автобус. Не стану садиться, если она войдет, сказала себе Минти. Но когда автобус остановился, Тетушка встала и направилась к подземному переходу.
— Скатертью дорога, — сказала
— Что?
Люди в автобусе смотрели на нее.
— Я не с вами разговаривала, — сказала она водителю, затем повернулась к пассажирам. — И не с вами.
Минти поднялась наверх, чтобы не чувствовать на себе их взгляды.
Глава 21
Джимс не помнил, чтобы когда-либо так злился, и его гнев состоял наполовину из ярости, а наполовину из страха. Обладая довольно богатым воображением, он живо представлял осколки своей карьеры и нависающую над ним грозную фигуру организатора оппозиционной парламентской фракции.
Джимс лежал на кровати в своем доме в Фредингтон-Крус, с трудом слушая часовую передачу «Тудей» по радиоприемнику, стоявшему у изголовья. В половине девятого миссис Уинси принесла ему чашку чая, чего никогда не делала раньше, и две газеты, относившиеся к разряду таблоидов. Наверное, свои, потому что Джимс никогда не покупал газеты в деревне, а если бы и покупал, то выбрал бы другие. Он часто думал, что миссис Уинси его ненавидит, — а теперь уже не сомневался.
Сегодня Джимс должен был поехать в Шестон, чтобы поддержать кандидата от консервативной партии. Представив поджидавших его журналистов с телекамерами, он подумал, что лучше отказаться от поездки, которая принесет его партии больше вреда, чем пользы, когда зазвонил телефон. Это был Айво Кэрью.
— Послушай, дорогуша, мне нужно кое в чем признаться. Я сказал копам, что ты отменил наш ленч. Пришлось. Они меня спрашивали.
Джимс понятия не имел, откуда полицейские узнали об этом, поскольку в разговоре с ними не упоминал о существовании Айво.
— Газеты видел?
— Интересно, а кто не видел?
— Что мне делать?
— Знаешь, мой милый, на твоем месте я бы сделал вид, что не знал. То есть о том, что муж вовсе не бывший.
— Я действительно не знал.
Айво явно ему не поверил.
— Я бы просто настаивал на своей невинности. Твердо настаивал. Жених, — он с отвращением фыркнул, произнеся это слово, — не обязан тщательно изучать свидетельство о разводе невесты. Она сказала, что разведена, и ты поверил.
Джимс промолчал.
— Ради всего святого, зачем ты на ней женился?
— Не знаю, — сказал Джимс. — Тогда это казалось мне хорошей идеей.
— Мне приехать, дорогуша?
Вне всякого сомнения, чтобы переспать с ним и еще больше все запутать, не говоря уже о старухе Уинси внизу, сгорающей от любопытства.
— Лучше не надо. Я собираюсь домой.
Приняв душ и одевшись, Джимс почувствовал некоторое облегчение, хотя и недостаточное, чтобы съесть яичницу с плавающими в жире кусочками хлеба, бекона и картофеля, которую зачем-то для него приготовили. Он выпил чашку «Нескафе» с восстановленным молоком. Так ли все плохо, как ему казалось вначале? Будучи политиком, Джимс верил, что в общественной жизни не так уж много вещей, которые нельзя исправить правильной стратегией, или ошибок, которые нельзя загладить искренними (якобы), чистосердечными извинениями и утверждениями о своей невиновности. А он действительно невиновен. Разве не логично предположить, что двое таких людей, как Зилла и Джерри Лич, безответственные и небрежные, стали жить вместе и завели двух детей, не вступив в брак? Разумеется, он ей поверил. Можно также сказать, что воспоминания о первом браке были для нее столь болезненны, что Зилла не хотела подтверждать их никаким документом. Отлично. Нет, конечно, не отлично, но сгодится.