Призрак и сабля
Шрифт:
— Слава Всевышнему, как же приятно говорить с умным человеком, — подольстился шинкарь, довольно улыбаясь. — На четверть ниже от ярмарочной отдаст, вне всякого сомнения… И согласиться с радостью. Ведь в городе еще и торговую пошлину уплатить пришлось бы… Теперь по поводу оплаты… Золотая утварь, которую в небольших городах и продать-то некому, в Каменец-Подольском у Моисея с руками оторвут. А это значит, что купец даст нам за нее полную цену! Вот и сравните: двойной убыток попа и — пусть половинную, но выгоду, при таком гешефте… А можно и поторговаться. Ведь — те же самые
— Все это хорошо на словах, тестюшка, — пожал плечами так толком ничего и не понимающий Куница. — Но напоминаю: не обхитрите самого себя! Если сила, наложившая на разбойничий клад проклятие, сочтет себя обманутой — всем не поздоровится!
— Ох, Боже ж мой! — возмущенно затряс пейсами жид, взмахивая, как курица крыльями, худыми руками. — Да кто тут говорит об обмане? Я всего лишь пытаюсь подсказать вам: как за те же самые деньги прикупить в два раза больше товару. И потом — разве это все? Я сам хотел подарить церкви вот этот дивный подсвечник, — Ицхак любовно огладил тяжелый шандал. — Чуток очистить, и он засверкает как новый… Потом, у меня есть большое серебряное блюдо. Уверен — серебро более уместно в божьем храме, нежели золото.
— А чудотворной иконы, случайно, лишней не найдется? — пошутил Степан. — Может какой-то проезжий нищий монах расплатился когда-то за обед, вот она и пылиться себе в углу?..
— Грешно измываться над святыми вещами, — укоризненно посмотрел на улыбающегося во весь рот здоровяка, насупившийся Ицхак. — Но за напоминание — спасибо. Обязательно попрошу Моисея сторговать в монастыре для Михайловской церкви пару икон. Чтоб были, как и положено, нарисованные настоящими богомазами, а не каким-то пьяным маляром…
— Что ж, отличная мысль! — одобрил Куница. Такое рассуждение было ему более понятно и не требовало дополнительных разъяснений. — Вот теперь я могу быть спокоен… Столь богоугодное дело обязательно зачтется… Да, дядька Ицхак, ты еще о ремонте упоминал…
— Конечно же, о чем разговор… — сделал удивленные глаза шинкарь. — Обязательно надо сделать. И кровлю в храме обновить, и полы перестелить. Но — с умом…
— Хм, ты так говоришь, что можно подумать — отец Василий стал бы ремонтировать церковь без ума…
— Да я не о том, — чуть раздраженно дернул щекой Ицхак. — Поп ведь и тут ждать не станет, правильно? А как деньги возьмет, тотчас созовет мастеровых людей…
— А как иначе? — опять растерялся Тарас.
— Страда на носу… Рабочие руки в большой цене, — вместо шинкаря объяснил Степан. — Много платить придется. А ближе к зиме, кого угодно вдвое дешевле нанять можно…
— Так-то! — поучительно произнес Ицхак, уважительно поглядывая на белобрысого здоровяка. — Я вот тут подумал, господин казак, а не пойти ли нам с вами к попу Василию прямо сейчас, вместе? Уверен, мы сумеем убедить его принять нашу с вами помощь и сделать это, как и надлежит, а не тяп-ляп… — при этом он едва заметно подмигнул парню и повел бровями в сторону Тараса и
Степан, который уже давно догадывался о желании побратима остаться наедине с любимой девушкой, — оттого тот и с мыслями собраться, чтобы вникнуть в суть разговора, не мог, — легко согласился.
— А, пойдемте… Вот только с арендой не слишком дорого встанет? Чай, не пара грошей…
— Если весь клад превратить в деньги, а их, в свою очередь, отдать в рост умным людям — то одних только процентов на наш век хватит, — доверительно объяснил Ицхак. Похоже, уважение шинкаря к побратиму, в отличие от непутевого зятя, возрастало с каждой минутой.
— Кстати, может нам следует сразу оговорить сумму моего вознаграждения за хранение и надзор за вашей частью клада?
Степан смачно потянулся, хрустнув суставами, и двинулся к двери, увлекая за собой худосочного хозяина.
— Обязательно оговорим… — начал вкрадчиво. — Вы все деньги в рост отдавать собираетесь, верно? Вот и хотелось бы узнать — под какой процент? Прикинем: сколько мне с трети от общей суммы полагается?..
Что ответил ушлому побратиму Ицхак, Куница уже не расслышал — они вышли на улицу и закрыли за собой двери.
— Наконец-то мы остались одни! — воскликнул Тарас, поворачиваясь к девушке. — У меня от этих гешефтов уже голова болеть нача…
Договорить он не успел, потому что руки любимой привлекли его голову к себе, а жаркие губы Ребекки крепко и надолго запечатали рот нареченного. Поцелуй оказался таким сладким и головокружительным, что Тарас закрыл глаза. А когда, спустя какое-то время, открыл снова — Куница увидел, что очутился вместе с Ребеккой посреди светлицы родительского дома.
— Вот мы и у себя, Ривка… — не подавая вида, что удивлен этим не меньше невесты, промолвил Тарас.
— С возвращением, хозяин! — два негромких мужских голоса слились в одном приветствии.
— Здравствуй, новая хозяйка! — ушлая кикимора, интуитивно почувствовала, кому будет принадлежать главенство в ближайшие годы, и сперва поздоровалась с девушкой.
— Ой! Кто здесь?! — всполошилась та, изворачиваясь так неловко, что оказалась прижитой к парню спиной, из-за чего его руки, следуя движению ее тела, переместились со спины девушки на ее грудь. В тот же миг принявшись нежно оглаживать и тискать ее, словно зажили независимой жизнью.
— Вам всем тоже не кашлять… — нарочито грубо ответил парень, досадливо морщась. Он-то хотел остаться с любимой наедине, а тут — опять полная горница посторонних глаз. — И если кто, еще сам не сообразил, то объясняю: чтоб через мгновение и духом вашим здесь не пахло! Марш в овин и, пока не позову, в дом ни ногой! Нечего мне невесту смущать! Неужто трудно догадаться, что она испугаться может, с непривычки-то…
— Конечно, хозяин! Всенепременно… Извини, хозяйка… Не извольте беспокоиться… Это от неожиданности вашего появления. Доброй ночи, хозяева… — домашняя нежить Куниц в три голоса торопливо произнесла и извинения, и за печкой затихло.