Призрак мятежного Ориона
Шрифт:
На других кораблях…дежурства…сидячки в готовности…чужие базы… – Самарин съёжился и усмехнулся через нос – Получается, что дома и не был, ха-ха, только отпуска. Как незаметно всё проскочило!
Да, девочка, заставила ты меня подвести итоги. Зато как символично! Приняла и проводила. А сколько тебе сейчас, голову ломать не будем. Дай Бог тебе удачи!».
Проезжая ресторан «Балаклава» Самарин, естественно, вспомнил гусарство пришедших с моря подводников. На той самой старой «немке» «С-348», которую острословы-подводники бригады называли то «Чикагским
Когда везде было запрещено в ресторанах исполнять «Распутина» от «Бони Эм», в закрытой Балаклаве ансамбль мичманов выдавал его за десятку за раз. Стоял отдельно стол на семь человек, а на прикрепленном к стене листочке плясали буквы печатной машинки вечно пьяного замполита ДОФа:
«Для тех, кто вернулся живой!».
Две бутылки и по салату за счет ресторана и музыка в первую очередь. Самарин оживился и запел марш.
«Как ныне взбирается вещий Олеготмстить неразумным хазарам».Воздух Балаклавы вздёрнул Самарина, будто шампанское из-под пробки.
Перед выездом из Балаклавы по Крестовского, где жил с семьёй, Самарин фа-фа-кнул возле дома и посмотрел на бывший свой балкон. Всё щемило в нём от близости к судьбе любой мелочи. Ведь, это ушло навсегда!
Вот так впадают в депрессию. Тихая оккупация Крыма, украинизация мозгов, сброс в канализацию спецов!
Шампанское выпустило пузыри и Самарин тихо, но торжественно запел «Марш прощания славянки»
Глава 6
Был сентябрь мутного девяносто четвёртого, а солнце палило, как в середине лета. Виктор, в амбициях, гнал за сотню свою ещё не обкатанную «Жигуль-шестёрочку»: «Плевать хотел на все ваши дорожные знаки».
Снижать скорость не собирался – гаишников украинских с бензином плоховастенько. В бардачке валялись доллары, но не для них – не догонят!
Спидометр быстро отсчитывал километры до Севастополя.
Комфлота отдал загадочно списанную среднюю подводную лодку «С-37» Черноморского флота, дружно ушедшему в запас, экипажу. Они любили свою «тридцать седьмую», ласково называя «Ласточкой», и решили продлить её жизнь музеем.
«Пусть без оружия, но на ходу! Мы это заслужили. Да и «Проба» не должна кануть в лету. Мы ещё повоюем…»
Предательство – явление, ставшее обычным, к которому вчерашние вояки наивно не были готовы. Это гнусное слово визжало из-под колёс на каждом крутом вираже.
Всё шло по плану, и не было причин к тревоге. Усердие работников фирмы «Интеро», на балансе которой, находился объект Музей «С-37» внушало только доверие. Внезапно, в работу вмешалась беда с семьёй друга – Михаила Шешукова. На трассе около далёкого посёлка Северный Оренбургской области, они столкнулись лоб в лоб с иномаркой и ожидали помощи в местной больнице.
С чувством исполненного долга, Виктор возвращался в Феодосию, продолжить начатое дело. Оставалось, всего-то, отправить противолодочный крейсер –
И вот оно, то самое коварно-подлое слово «предательство» материализовалось и превратилось в реальное действие! «Ласточки» нет! И хозяина фирмы «Интеро» Огиевича, которому доверил свою девочку, тоже нет!
Испарился хозяин с десятью тысячами тонн крейсерской стали ПКР «Ленинград». С самого начала в голове не укладывалось, что у подводной лодки может быть какой-то хозяин. Противно. А ведь «ленинградские» многоцифровые доллары вероятного противника предназначались объекту Музей «С-37». А с какими благородными словами провожал командира подлодки Огиевич в Оренбургские степи:
«Виктор! Дружба превыше всего! Не волнуйся, всё будет хорошо!».
Информации и времени для поиска своего корабля было мало. Но был уверен, что могли отбуксировать на разделку только во «Вторчермет». Оставалась надежда, что её ещё не трогали. Доллары бардачка были готовы отдаться карману директора этого безжалостного кораблепожирающего предприятия…но опоздал! Скорострельный «Вторчермет» со страстной любовью к врагам легендарного города-героя Севастополя ненавистно истреблял корабельный состав флота. Дорулились демократы России – «обороне важен лом!» Гайдар!! Мать его так!!!
Самарин плакал, ползая по лесам и обнимая разрезанный корпус некогда мощной субмарины. Пахло гниющими обрастаниями и резаным металлом. Он пытался разговаривать со своей «Ласточкой», как когда-то в 1985-ом году, но она была мертва. Не заметил, как рядом присел сварной резчик. По его закопчённому лицу текли слёзы, оставляя следы чистой кожи.
«Сынок! Твоя!? – произнёс он, размазав рукавом слёзы, и по-рабочему крепко сдавил мне плечо, – Сорок лет отработал. Впервые режу живой корабль. Даже тапочки ребят на боевых постах…А инструмента сколько! ЗИПы в ящиках…Ой, беда, сынок!».
Самарин только кивал головой. Говорить не мог. Кадык судорожно дёргался и сжимался в спазмах. Сварной предложил помянуть.
– Спасибо, отец. За рулём. Нажрался бы сейчас…до отключки…Извини, – ответив с трудом, бросил взгляд на рубку и обнаружил торчащие на штанге «яйца». Так назвал излучатель самодельного бортового прибора помех «Самба» его начальник – акустик старший мичман Василий Башук, – …Отец, мне нужен вон тот прибор с кабелем до сальника. Сделаешь? – попросил и указал на излучатель.
Все приборы изобретённой Самариным «Самбы» были демонтированы и спрятаны в штабных кабинетах инструктора РТС.
– Конечно, командир. Помоги со шлангами. Нож у меня есть.
И они приступили к работе. За десять минут демонтировали единственную на весь флот России игрушку, завернули в ветошь и, перебросив через забор, уложили в багажник машины. Была слабая надежда, что славное начало «Самбы» поможет оставшемуся российскому подводному флоту «дурить» натовские корабли и торпеды. Американцы через пресловутый Киевский НИИ под сладкой маркой фирма «Яблоко» неоднократно хитро подкатывали узнать тайну неуязвимости «тридцать седьмой».