Призрак Проститутки
Шрифт:
И ни у кого из них нет возможности подняться выше. Ведь люди, сидящие наверху, тоже молодые. Относительно молодые, как я. Таким образом, многие отличные специалисты, которые кинулись к нам пять лет назад, вынуждены были уйти. Теперь они разбросаны всюду.
— По всему Вашингтону?
— По всей Америке. Если ты поработал в Фирме, тебе не захочется с ней порывать. Работать в мире финансов и бизнеса скучно. Говорю тебе, наши щупальца участвуют в каждой игре, которая идет в этой стране. Потенциально мы можем руководить страной. — Он улыбнулся. — Утомил я тебя?
— Нет, сэр.
— Не устал от созерцания такого панно?
— Да я готов сидеть с вами хоть всю ночь.
— Молодец. — Он улыбнулся. — Давай еще выпьем, прежде чем ты уедешь.
Он сильно затянулся сигарой, и дым окутал его.
— Какое мнение сложилось у тебя о нашем докторе Шнайдере? — спросил он.
У меня хватило ума не распространяться.
— Я бы отнес его к бывшим нацистам в парике. Он, очевидно, лет на десять моложе, чем кажется со своими фальшивыми седыми волосами. И, пожалуй, меньше знает о концертных выступлениях, чем о тайниках.
— Меня так и подмывает сказать тебе больше, — заметил Проститутка. — Но, боюсь, я не смогу тебя в это посвятить.
— Несмотря на то, что вы только что сказали? — Мне вдруг так же остро захотелось проникнуть в тайну доктора Шнайдера, как собаке доесть пищу из отобранной миски.
— Что ж, — сказал Проститутка, — это не убережешь. В один прекрасный день, возможно, ты сам все обнаружишь. — Он снова затянулся сигарой. Моя досада доставляла ему удовольствие. — Смотри, Гарри, — сказал Проститутка, — не теряй веры.
12
Позвольте мне опуститься с высот конфиденциального разговора с Проституткой до уровня информации о том, чем я занимался. Окончил я подготовку с большими надеждами на ближайшее будущее; не один вечер мы на Ферме обсуждали, куда лучше получить назначение, и сравнивали достоинства резидентур в Вене и Сингапуре, Буэнос-Айресе и Анкаре, Москве, Тегеране, Токио, Маниле, Праге, Будапеште, Найроби и Берлине — где лучше начинать карьеру, а меня — как и большинство моих однокурсников — назначили сидеть в Вашингтоне.
За этим последовало новое разочарование. Я не попал ни в один из иностранных секторов. А это обычно предшествовало назначению за границу. Помощник начальника Иранского сектора в Вашингтоне мог считать, что его готовят для работы в Тегеране. То же можно сказать про сектора Конго, Японский, Польский, Чилийский. Младшие офицеры-стажеры на Ферме единодушно считали, что, если ты начинаешь в Вашингтоне, лучшего места, чем помощник начальника сектора, нет.
Ну а я хоть и не был амбициозным молодым политиком, но унаследовал от матери представление о социальной лестнице и понимал, что попал не туда. Я осел в Змеиной яме, известной также как Бойлерная, или Ящик для угля. Работа была неблагодарная — другие синонимы нетрудно подобрать. В огромной комнате, где под низким потолком гудели флюоресцентные лампы и едва чувствовалось дуновение воздуха из двух-трех небольших кондиционеров, установленных в маленьких окошечках, прорезанных в дальней стене, мы бегали по узкому проходу, то и дело натыкаясь друг на друга. Было жарко, необычно жарко для октября. Вдоль стен стояли старинные деревянные шкафы шести футов высотой с полками для карточек.
Рядом находилась Экспедиционная — большое помещение, где лежали кипы неразложенных бумаг. Кипы эти вырастали до потолка. Имена, встреченные
Однако на самом деле тут царил хаос. Документы накапливались быстрее, чем мы в состоянии были их обработать. Информация отдела Западного полушария вскоре отставала на полгода от документов, поступивших в соседнее помещение. Отдел Советской России отставал на четыре месяца. Отдел Китая (учитывая сложность, связанную с иероглификой) — на полтора года. Отдел Западной Германии, куда я был прикомандирован, отставал всего на три месяца. Этого, однако, было достаточно, чтобы любая справка требовала напряжения. Большую часть времени я тратил на то, что пробирался по проходам и ломал себе пальцы, вытаскивая карточки. Время от времени возникала настоящая паника. Например, однажды утром поступила телеграмма от шефа резидентуры в Западном Берлине с просьбой дать информацию по некоему ВКью/ДИКОМУ КАБАНУ. Поскольку приходила куча таких запросов, текучесть персонала на моем низком уровне была значительная, задания распределялись наудачу — просто ты брал телеграмму сверху из стопки, лежавшей на столе «входящих».
Затем ты прокладывал себе путь по проходу, стараясь не толкнуть сотрудника, который преграждает тебе дорогу, уткнувшись в папку. В помещении стоял неистребимый запах пота. Точно было лето. Легкие у воздушных кондиционеров были маленькие, а каждый из нас, клерков — чем мы были, несмотря на всю нашу подготовку, лучше клерков? — вносил в воздух свою лепту. Ведь недостаточно было найти ДИКОГО КАБАНА для шефа западноберлинской базы — надо было еще сделать это быстро. Телеграмма гласила: НЕОБХОДИМЫ ВСЕ ПОСЛЕДНИЕ ЗАПИСИ ПО ВКью/ДИКОМУ КАБАНУ СРОЧНО = ГИБРАЛТ. Да, сам шеф ее подписал.
Мне пришлось ждать в бюро Сводного архива, которое находилось дальше по коридору, пока мне дадут допуск к досье ПРКью — Часть I / Часть II досье 201, которое, будем надеяться, доведено до сегодняшнего дня и сможет раскрыть мне, кто такой ВКью/ДИКИЙ КАБАН. В то утро, однако, оказалось, что ВКью/ДИКИЙ КАБАН — это некто Вольфганг из Западной Германии, фамилия неизвестна, последний адрес: Вассершпигельштрассе, 158, Гамбург. По крайней мере хоть что-то. Теперь, вернувшись в Змеиную яму, я мог продолжить поиск в двух ящиках с карточками — каждый в двадцать дюймов длиной, в каждом около тысячи восьмисот карточек с Вольфгангами, которые не потрудились сообщить нам свою фамилию. Вольфганги, имевшие любезность поставить после своего имени инициал — Вольфганг Ф. или Вольфганг Г., — занимали еще три ящика картотеки. Вольфганги с фамилией занимали десять ящиков. Я не имел представления, что такое количество Вольфгангов интересовало нас в Западной Германии!
Затем я обнаружил, что это не так. Мой Вольфганг из Гамбурга удостоился одной карточки в Змеиной яме в связи со своим арестом в 1952 году после того, как он швырнул кирпич во время уличной демонстрации в Бонне. Однако в карточку было занесено не менее пятнадцати записей, сделанных по пятнадцати западногерманским газетам, которые перепечатывали одну и ту же информацию западногерманского телеграфного агентства, упоминавшего лишь его имя. Вполне возможно, что совершенно бесценный материал о моем Вольфганге лежит где-нибудь в Экспедиционной, в другом конце этого бесконечно большого сарая, но этот материал еще не занесен на карточку. К этому времени я пришел в великое раздражение. В обеденный перерыв я послал шефу западноберлинской базы телеграмму: НЕ В СОСТОЯНИИ УДОВЛЕТВОРИТЬ ЗАПРОС О ПОСЛЕДНИХ ЗАПИСЯХ КАСАТЕЛЬНО ВКью/ДИКОГО КАБАНА ТОЧКА ПРИШЛИТЕ БОЛЕЕ ТОЧНЫЙ АДРЕС = КУ/ГАРДЕРОБ. Это была первая телеграмма, которую я отослал за своей подписью. И я впервые использовал свою кличку.